теряет способность мыслить. Но если вы все же не верите...
Она принялась тыкать пальцами в кнопки кассового аппарата.
На дисплей выпрыгнули цифры: 3 2, 6 4.
Зина с удовлетворением провела по губам розовым кончиком языка.
– Оценка – «отлично». – Я протянул ей принадлежащую Эндрю новенькую пластинку «Мастеркард».
– Вы – учитель? – Она посмотрела на карточку.
– Нет. А что такое?
– Учителя любят всем ставить оценки.
– Я делаю это очень редко.
Она сунула книги в бумажный пакет и протянула его мне.
– Не судите, да не судимы будете?
Мне осталось лишь пожать плечами.
– Ну что ж, вот ваша покупка, мистер Э. Десмонд.
Я направился к двери.
– Неужели вам не хочется полистать?
– Что? – Я остановился.
– То, что вы приобрели. Уж больно у вас угрюмый вид. Разве вы покупаете книги не для собственного удовольствия?
Эндрю обаятельно улыбнулся.
– Только прочитав книгу, я смогу понять, доставила она мне удовольствие или нет.
На какое-то мгновение Зина оторопела, затем энергично тряхнула головой.
– Смотрите-ка, он не только скептик, он еще и эмпирик!
– Этому есть альтернатива? – поинтересовался я.
– Альтернатива есть всему. – Зина взмахнула изящной кистью с длинными, покрытыми красным – а каким же еще? – лаком ногтями. – Что ж, мистер Э. Десмонд. Я не собиралась задерживать вас, просто обратила внимание на ваши книжки.
– О, вы их читали? Одобряете мой выбор?
Не торопясь с ответом, Зина перевела взгляд с моего лица на грудь, затем на ботинки и вновь посмотрела мне прямо в глаза.
– Выбор неплох. Гальтон был провозвестником всего этого. Да, я их читала. Меня интересуют подобные вещи.
– То есть евгеника?
– Всестороннее усовершенствование общества.
Я выдавил из себя смущенную улыбку.
– Выходит, у нас есть общие интересы.
– Да ну?
– Думаю, что наше общество здорово нуждается в ремонте.
– Мизантроп.
– Могу быть и им – это зависит от дня недели.
Навалившись грудью на прилавок, Зина склонилась ко мне.
– Свифт или Папа?
– Простите?
– Два полярных проявления сущности мизантропии. Не слышали, мистер Э?
– Боюсь, что здесь у меня пробел.
– Но это же так просто. Джонатан Свифт ненавидел человечество как единое целое, однако умудрялся находить в себе достаточно любви к отдельным его представителям. А Римский Папа Александр призывал к всеобщей братской любви, но был не в силах благословить ее в межличностных отношениях.
– Неужели?
– Именно так.
Эндрю приложил к губам указательный палец.
– Тогда я и Свифт и Папа одновременно, сегодня один, а завтра другой. Бывают и такие времена, когда я презираю оба эти полюса, что случается, если я слишком рано беру в руки газету.
– Нелюдим. – Зина засмеялась.
