И не сказала: «Я люблю тебя». Она всегда раньше говорила: «Я люблю тебя».
ГЛАВА 17
В час ночи я позвонил во «Времена года» в Сиэтл. Оператор ответила:
— В такое время мы не соединяем с нашими гостями.
— Со мной она будет разговаривать.
— Вы ее муж?
— Приятель.
— Ну… похоже, вам придется оставить сообщение. В комнате ее нет. Я включила автоответчик, можете говорить.
Оператор соединила меня с номером Робин, но я повесил трубку и провалился в то, что можно было бы назвать сном, если бы он принес мне утешение и позволил отдохнуть. В половине седьмого утра я сидел на кровати, во рту у меня пересохло, а в глазах двоилось.
В семь я позвонил Майло и услышал его сонный голос.
— Эй, генерал Делавэр, — проворчал он. — По-моему, еще рановато для доклада с поля боя.
Я рассказал ему, что мне удалось узнать про Кэролайн Коссак и Майкла Ларнера.
— Господи, я еще даже зубы не почистил… ладно, дай-ка мне все это переварить. Ты считаешь, что Ларнер оказал Коссакам услугу, взяв в свою школу Кэролайн, а они с ним расплатились — через сколько? Через пятнадцать лет? Тебе не кажется, что они как-то уж слишком долго думали?
— Ну, они могли оказывать ему и другие услуги. Ларнер и Коссак были независимыми продюсерами.
— Их связывал какой-нибудь общий кинопроект?
— Нет, но…
— Не важно. Я с тобой согласен — между Ларнером и семейкой Коссаков явно существовала связь. Кэролайн была сложным ребенком, а Ларнер работал директором в заведении как раз для таких детей. Однако нам по-прежнему неизвестно, почему она туда попала.
— Пометка на личном деле о том, что могут возникнуть поведенческие проблемы, говорит о многом. Мой источник сообщил, что такая пометка имелась только на деле Кэролайн. Ладно, делай с этой информацией что пожелаешь.
— Ясное дело, спасибо. Ты в порядке?
Все задают мне один и тот же вопрос. Я заставил себя ответить нормальным голосом:
— В порядке.
— Обычно
— Тебе редко доводится слышать меня в такую рань.
— Наверное, дело в этом. Предупреждение о возможности возникновения проблем с поведением, так? Но твой источник не знает, почему оно появилось на личном деле.
— Возможно, агрессивное или асоциальное поведение. Прибавь сюда собаку доктора Шварцман, и вырисовывается вполне определенная картина. Ребенок из богатой семьи совершил кучу отвратительных поступков — и тогда становится понятно, почему Кэролайн отправили в «Школу успеха».
— Твой любимый тип — психически больной одиночка, — проговорил Майло. — Что бы мы, копы, без них делали. Как бы стали раскрывать убийства?
— И еще кое-что, — перебил его я. — Возможно, Кэролайн не получила социальную карточку, потому что все-таки совершила преступление и попала…
— В тюрьму. Да, я об этом подумал, когда мы с тобой закончили разговаривать. Глупо, что раньше не пришло в голову. Но должен тебя разочаровать, ее нет ни в одном государственном исправительном учреждении, ни в одном из сорока восьми штатов, плюс Аляска и Гавайи. Вполне возможно, что она находится в какой-нибудь федеральной тюрьме, или ты был прав и ее отправили на маленький остров, где стоит симпатичная маленькая вилла с обитыми бархатом стенами и целый день светит солнце. Не знаешь, кто бы согласился финансировать средиземноморский тур для достойного детектива, который собирает факты по делу двадцатилетней давности?
— Заполни специальную форму и отправь Джону Дж. Брусарду.
— Эй, приятель, почему я сам до такого не додумался? Алекс, спасибо тебе за то, что потратил время…
— Но…
— Это тупиковое дело, так же, как двадцать лет назад. Мне не удалось найти ни записей, ни зацепок, от которых можно было бы стартовать. Я даже не сумел разыскать мать Мелинды Уотерс. И вот еще о чем я подумал: я дал Эйлин Уотерс мою визитку. Если бы Мелинда так и не вернулась домой, разве она не позвонила бы мне?
— Может, она звонила, а тебе просто не передали. Тебя ведь перевели в другой участок.
— Другие сообщения мне передавали, — возразил он. — Дерьмо собачье. Мне их пересылали из Центрального управления.
— Вот именно. Молчание.
— Возможно. В любом случае я не знаю, что со всем этим делать.
— И еще одно, — сказал я и поведал ему про Уилли Бернса, ожидая, что он отмахнется от этой информации.
— Уилли Бернс, — протянул Майло. — Ему сейчас… примерно около сорока?
— Тогда ему было двадцать или двадцать один, так что вполне может быть.
— Я знал одного Уилли Бернса с очень симпатичной мордашкой, — проговорил он. — Ему было тогда… двадцать три.
Голос у него изменился, зазвучал мягче, приглушеннее. В нем появилась сосредоточенность.
— А кто он такой?
— Может, и никто, — ответил Майло. — Давай я тебе чуть позже позвоню.
Он объявился через два часа, и его голос показался мне напряженным и равнодушным, словно рядом с ним кто-то стоял.
— Ты где? — спросил я.
— За своим рабочим столом.
— А мне казалось, ты решил взять отгулы.
— Мне нужно разобраться с кое-какими бумажками.
— Кто такой Уилли Бернс? — спросил я.
— Давай поговорим с глазу на глаз, — предложил он. — У тебя есть время? Впрочем, что я спрашиваю, ты же ведешь разудалую жизнь холостяка. Встретимся около управления, скажем, через полчаса.
Он стоял у тротуара и забрался в «севилью» еще прежде, чем машина успела остановиться.
— Куда? — спросил я.
— Все равно.
Я поехал дальше по Батлер, случайным образом свернул, и мы оказались на скромных улицах, где стояли симпатичные уютные дома. Когда от его рабочего стола нас отделяло примерно полмили, Майло сказал:
— Теперь я точно знаю, что какой-то Бог есть и он дергает меня за веревочку. Плата за старые грехи.
— Какие грехи?
— Самые страшные: неудача.
— Уилли Бернс — это еще одно нераскрытое дело?
— Уилли Бернс — подозреваемый в одном из нераскрытых дел. Уилберт Лоренцо Бернс. Родился сорок
