— Не слишком умное поведение, если учесть, что он уговаривал Хэла и Майка вложиться в его бизнес. Он что, надеялся, что на нас это подействует и мы повлияем на мужей?
— На секунду я подумала, что он в самом деле меня поцелует, — сказала Барб. — Но вместо этого он шепнул мне на ухо: «Получится прекрасный семейный участок». Я сказала: «Простите?» И он добавил: «Участок. Для захоронения. Многие семьи в Европе имеют такие участки, это признак аристократизма».
— Как будто это могло на нас подействовать, — пожала плечами Сюзан. Потом ее голубые глаза расширились. — Он сказал мне то же самое. Слово в слово!
— Мы обе его проигнорировали и никому об этом не рассказывали, — продолжала Барб. — В этом не было необходимости, потому что Хэл и Майк решили не иметь с ним дела. Они пытались выяснить, откуда он взялся, и не смогли ничего найти.
— Никакой биографии? — заинтересовался Майло.
— Именно. Он объяснял это тем, что жил в Европе и все свои проекты осуществлял за рубежом. Майк сказал, что это все чушь собачья.
— Хэл сказал то же самое. Так что у нас не было повода думать о словах этого типа. Он был выброшен из нашего круга.
— Но теперь, — сказала Барб, — когда нашли эту бедную девушку…
— Как зовут этого человека? — спросил Майло.
— Если не будет суда, наши имена останутся конфиденциальной информацией? — уточнила Сюзан.
— На сто процентов.
Еще одна молчаливая сестринская консультация, после которой Барб Бруно произнесла:
— Он в самом деле скользкий тип. Ездит на «бентли», носит хорошие костюмы… Мы даже не можем быть уверены, что имя, которым он представляется, — настоящее.
Майло ждал.
— Скажи им, — велела Сюзан Эппл.
— Все зовут его Ник. Николас Сен-Губель.
ГЛАВА 29
Майло вышагивал по кабинету для допросов.
Сестры только что ушли, напомнив нам про обещание помочь с их проблемами.
Мой друг попытался вытащить из них детали относительно человека, которого они знали как Николаса Сен-Губеля. Барб Бруно считала, что ее грубый гость играет в теннис, а Сюзан Эппл полагала, что он предпочитает гольф. Обе женщины высоко оценили его одежду, но ее владелец показался им «слишком скользким».
Обе выбросили его адрес и номер телефона, но когда Майло назвал Брентвуд-стрит, где мы познакомились с Губелем и «бентли», они хором произнесли:
— Точно!
Мы попросили у них номера телефонов их мужей. И вновь одинаковая реакция:
— Майк не хочет иметь к этому никакого отношения.
— Хэл тоже.
— Спасибо, дамы, вы настоящие героини.
— Губель! — Он разминал плечо и пытался пригладить волосы.
— Возраст и рост подходят, — сказал я. — Худее, чем в тех описаниях Брайта, которые мы имеем, но диета творит чудеса.
— И он сумел ее придерживаться. — Одна рука моего друга легла на ремень брюк. — Уже одно это, черт побери, делает его преступником!
— Таша говорила про Твида, что у него отекшее лицо, а у Губеля впалые щеки.
Майло хлопнул по стене ладонью с такой силой, что даже пол задрожал.
— Эта сволочь заявила об угоне «бентли», чтобы встретиться с нами лицом к лицу. Он же абсолютно уверен, что все копы идиоты!
— Ему с детства сходили с рук всякие дурные поступки, вот он и решил, что непобедим…
— Но нам он представлялся уже не как Сея-Губель. Что это? Новая игра? «Я на самом деле не так чист»?
— У него всюду игра, — заметил я. — Он морочил сестрам головы, а потом вернулся и зарыл труп у них под носом. Наверное, очень веселился, представляя себе, как экскаватор выроет кости Кэт.
— Разыгрывал из себя испуганного гражданина, а я его успокаивал! — Майло нахмурился. — Боюсь, что он знаком с мэром.
— Весьма вероятно. Розалин Картер посещала те же вечеринки, что и Джон Гейси.
— О Господи! — простонал он и сделал еще три круга. — Этот гад следил за Кэт в своей собственной машине, затем наплел нам про угон и возвращение «бентли» и специально оставил кровавое пятно, чтобы мы задергались.
— Собственные колеса — прекрасное прикрытие, — заметил я. — «Бентли» — машина видная, даже ночью ее вполне мог кто-нибудь заметить. Ну и что? Разве кто-нибудь мог бы его заподозрить? Если бы парень не заставил сестер нервничать, его бы никогда ко всему этому не привязать.
— Правильно, — согласился мой друг. — С чего это он вдруг заговорил о семейном участке?
— От наглости.
— Алекс, зачем пугать сестер, если он хотел, чтобы их мужья вложили в его дело свои деньги?
— К тому времени он уже, возможно, осознал, что адвокаты не клюнут, так что поддразнивание их жен было скрытой формой агрессии. Или ему просто захотелось сказать гадость. Этот парень для нас сложная добыча, потому что невозможно предсказать, чего он хочет. Я не уверен, что он и сам это всегда знает.
— Что ты имеешь в виду?
— Его мозг представляется мне полем сражения, где постоянно борются логика и принуждение. Его образ жизни — способность приспосабливаться и жить просто, когда это необходимо, — говорит о том, что логика превалирует. Затем наступает момент, когда возникает нужда избавиться от лишней энергии, и тогда умирают люди.
— Этот его образ жизни привел к тому, что он расчистил себе путь к наследству, превышающему миллион, с помощью ножа.
— Большинство психопатов быстро спустили бы все деньги, а он умудрился их сохранить и приумножить. Я ничуть не удивлюсь, если выяснится, что он и в самом деле занимается торговлей. Это работа для одиночки и связана с риском, будоражащим кровь.
Майло потер лицо:
— Восемь лет между Сафранами и Кэт — слишком большой интервал.
— Согласен. Наверняка есть еще трупы.
— Пока никаких других убийств, связанных с черными лимузинами, но это ничего не значит. Многое даже не попадает в «Новости».
— Машины — его реквизит, — предположил я, — а не почерк. Он использует их в местностях, где все ездят на машинах. Он приспосабливается. Ни разу не регистрировал машину в Нью-Йорке.
— Пошел куда-то с Сафранами и прикончил их… потом что, подальше, в Европу? Интересно, он хоть по какому-то поводу говорил правду?
— Хорошие лжецы смешивают выдумку с правдой. Заметь себе — он использовал собственное имя в Нью-Йорке, но сменил его, когда вернулся в Калифорнию. Возможно, таким образом прикрывал совершенные в промежуточный период преступления.
— Ник Сен-Губель, плохой мальчик в масштабе континента… Интересно, откуда он взял такое имечко?
