— И со мной.
ГЛАВА 38
Этого человека звали Говард Инглез Зинт. Он же Флойд Купер Зиндт, он же Зейн Ли Купер, он же Говард Купер Зайдер. Шестнадцать лет назад он был торговым представителем организации «Молодежь в действии» на Западном побережье. Компания, действовавшая больше десяти лет, в конечном итоге оказалась мошеннической. Они брани деньги за пол писку на журналы, которые практически никогда не доставлялись.
Зинт появился в Лос-Анджелесе в мае, после аферы в Таксоне, и принялся вербовать учащихся местных школ на работу. В основном он привлекал чернокожих мальчишек, действуя по расистской логике: черная кожа означает бедность, а бедность — мощный стимулятор. Когда Антуан, Брэдли и Уилл познакомились с Зинтом, он был, по его собственным словам, тридцатипятилетним «бывшим студентом- шотландцем», у которого был прекрасно подвешен язык и который мог продать все, что угодно. Теперь он был заключенным средних лет в тюрьме «Супермакс» во Флоренсе, Колорадо.
На плохом снимке мы увидели худое привидение с седой бородой и мертвыми глазами. Впрочем, двадцать три часа в день в одиночке могут привести и не к такому. Особенно если сидеть тебе осталось еще девяносто два года из срока в сто лет, который ты получил за похищение, избиение, убийство и надругательство над десятками мальчиков.
Шестнадцать лет назад Зинт еще не дошел до насилия и довольствовался тем, что соблазнял свои жертвы деньгами и посулами подарить видеоигры, кроссовки или спортивное оборудование, а мальчиков постарше обещал познакомить с крутыми телками.
В Лос-Анджелесе все началось просто. Зинт заметил троих смеющихся чернокожих мальчиков на углу улицы, проследил за ними и подобрал после занятий. Даже дал им деньги авансом, хотя это было против правил.
Когда доверие было достигнуто, он начал обрабатывать их по очереди, предлагая ледяное пиво, свежие «косячки» и таблетки, которые, по уверениям Зинта, помогали «расслабиться».
Он дал им еще денег, затем завел громкую музыку и, улыбаясь, наблюдал, как у мальчишек «туманятся мозги».
— Я что хочу сказать, — объяснял Брэдли Майсонетте, — я даже сейчас не могу с уверенностью сказать, что это в самом деле произошло. Хотя точно знаю, что да, произошло. Возможно, я сам никогда бы не пришел к такому заключению. Я не знаю, правда не знаю.
— Но когда Уилл сказал тебе… — помог ему я.
— После того как он попытался спрыгнуть с пирса Лонг-Бич, вот когда он мне сказал. Во время второго семестра в колледже. Я удержал его, хотя мне пришлось с ним драться, а он всегда был очень крупным парнем. Я тогда спросил: «Какого черта ты хочешь это сделать, зачем?» Вот тогда он мне все и выложил. Брэдли глубоко вздохнул. — Я спас ему жизнь, а что он сделал, когда кончил рассказывать? Ударил меня! — Он потер челюсть. — Я тогда сказал: «Парень, что с тобой такое, черт побери?» А он ответил: «Ты все испортил, мою жизнь не стоило спасать».
Брэдли Майсонетте протер глаза. Этот взрослый мужчина плакал как ребенок.
Я подсказал:
— Он рассказал тебе, что сделал с ним Зинт, и ты вспомнил?
— Я всегда знал и без него. Просто прятал это знание… вроде как за занавеской. Я слушал Уилла, и во мне что-то просыпалось, будто занавеска отодвигалась в сторону.
— Ты рассказал Уиллу? — спросил я.
— Не тогда, в тот раз я не мог… был слишком ошеломлен. На той неделе мы сдавали последние экзамены. Уилл находился в депрессии, постоянно брал у меня конспекты и списывал задания по английскому. Действительно плохо выглядел, и, вы правы, эта его депрессия началась после Туана, сразу после. Я должен был догадаться, но…
— Но потом вы рассказали Уиллу, что случилось с вами?
— Да. — Он покачал головой. — Мы оба были подавлены. Уилл никак не мог смириться, а у меня получилось. Забавно: он все время списывал у меня, а в конечном итоге стал почтенным гражданином. А посмотрите на меня. — Он вскинул руки вверх.
Майло сказал:
— Но это ты сейчас говоришь с нами, Брэдли. Ты хороший человек.
— Ну да, я святой, — скривился Майсонетте.
— Так что случилось с Туаном?
— Что случилось? Он уехал с Зинтом и не вернулся. Зашел в его фургон, и фургон уехал. Такого раньше не бывало. Обычно Зинт останавливался на тихой улочке и устраивал там гулянку, как будто фургон был его домом. У него там были всякие хозяйственные принадлежности — еда, выпивка, книги, игры, всякое такое дерьмо.
— В тот день Зинт нарушил свой же порядок и уехал?
— Да, и не спрашивайте меня куда. Я задаю себе этот вопрос шестнадцать лет!
Майсонетте вскочил, обежал комнату, забился в угол и так простоял некоторое время, а когда вернулся к столу, опустил голову и закрыл глаза. Губы его шевелились. Немного погодя стало слышно, что он говорит:
— В первый раз.
— Это был первый раз, когда Антуан сел в фургон? — спросил я.
Кивок. Волосы касаются стола.
— Туан ему не доверял. Он был умнее нас. Но в тот день… — Брэдли зажмурил глаза. — Господи, это так… — И схватился руками за голову.
Майло коснулся его плеча:
— Ты поступаешь правильно.
Майсонетте выпрямился и уставился во что-то, находящееся за сотни миль от него; впалые щеки дрожат, глаза — красные и мокрые.
— Туан сел в фургон, потому что мы ему сказали, что это круто. Зинт заплатил нам пятьдесят баксов, чтобы мы убедили Туана, что это круто. Уилл не хотел признаваться в том, что случилось с ним, я тоже. Мы сказали Туану, что все будет круто, и он вошел, и мы больше никогда его не видели, и теперь никто меня не простит…
Больной туберкулезом диабетик Говард Зинт заключил сделку с тюремным начальством: две дополнительные шоколадки в месяц и никакого дополнительного срока. А потом рассказал все без каких- либо эмоций.
Антуан Беверли сопротивлялся приставаниям Зинта, даже пытался выскочить из фургона. Тогда насильник ударил его по лицу, голова Антуана откинулась назад и ударилась о край недавно купленного Зинтом миниатюрного игрового автомата.
Зинт поехал к незастроенной территории к северу от нефтяных вышек и закопал мальчика в дюне на восточной стороне того места, которое сейчас называется «Зона отдыха Кеннета Хана».
Через шестнадцать лет он нарисовал карту.
Там в некоторых местах уже началось строительство, так что останки пришлось поискать. Кстати, вскрытие не обнаружило серьезной травмы головы, но отметило многочисленные переломы ребер: даже сидя за решеткой, мерзавец соврал еще раз, чтобы уменьшить свою вину. Поговаривали даже об отмене соглашения и привлечении его к суду за убийство, но Шарпа и Гордон Беверли сказали:
— Просто отдайте нам Антуана и оставьте нас в покое.
Похороны состоялись прекрасным осенним утром. Собралось около двух сотен друзей, родственников, доброжелателей, а также несколько политиков, журналистов и «общественников», жаждущих попасть в
