прессу.
Ни Брэдли Майсонетте, ни Уилсона Гуда найти не удалось. Гуд с Андреа, которые до этого жили в мотеле в Тарзане, забрали свою собачонку за день до того, как мы нашли Майсонетте, и отбыли в неизвестном направлении.
— Будем надеяться, — заметил по этому поводу Майло, — что там нет пирса.
После церемонии мы вслед за другими подошли, чтобы выразить свои соболезнования.
Гордон Беверли схватил наши руки, потянулся, вроде бы хотел нас обнять, но сдержался. Шарпа Беверли откинула свою вуаль. Ее лицо было как будто вырезано из красного дерева, глаза — ясные и сухие.
— Вы это сделали, лейтенант!
Она взяла лицо Майло в ладони и поцеловала в обе щеки. Затем опустила вуаль, отвернулась и стала ждать следующего человека в очереди.
ГЛАВА 39
Робин просидела всю ночь, но за шесть часов до прибытия заказчика мандолина была собрана и покрыта лаком.
Она завернула ее в зеленый бархат, принесла в столовую и положила на обеденный стол.
— Блеск! — похвалил я.
— Он только что звонил, точно приедет.
Робин приняла душ, вытерла мокрые кудри полотенцем, не стала краситься и надела коричневое платье до колен, которого я не видел уже несколько лет.
— Я знаю, — сказала она.
— Что знаешь?
— Не совсем то, что надела бы Одри.
Подергала себя за завиток.
Я сварил кофе.
— Без кофеина, верно? — спросила она.
Вместо ответа я попытался занять ее игрой в «Угадайку».
— На какой машине он приедет?
Я посмотрел нашего заказчика в Интернете, где у него была своя страничка. Тридцать три года, окончил Стэнфорд, холостяк, стоит примерно четыреста семьдесят пять миллионов долларов.
— Я думала, ты и это узнал из Сети, — сделала попытку улыбнуться Робин.
— Так на какой тачке?
— Кто знает?
— А ты знаешь, Бланш?
Наша любимица подняла голову и улыбнулась.
Робин сказала:
— Может быть все, что угодно, от одной крайности до другой.
— В смысле?
— «Феррари» или гибрид.
Я подумал: «бентли» или «фольксваген-фургон».
Запищала кофеварка. Я разлил кофе в две чашки. Робин отпила глоток и пробормотала:
— Я такая нюня. — Встала и раздвинула занавески в гостиной. Потом отметила: — Хороший день. Вполне можем подождать на свежем воздухе.
Ответ оказался таким: голубой фургон «форд-эконолайн».
Крупный мужчина в черных джинсах и футболке вылез из машины. На футболке — логотип компании заказчика. Увидел, что мы сидим на террасе, осмотрел дом и направился к задней двери фургона.
— Телохранитель, — сказал я. — На случай, если ты откажешься выдать заказ.
— Не смешно, — заметила Робин, но все-таки улыбнулась.
Большой парень открыл заднюю дверцу фургона. Автоматически опустился пандус. Он сунул руку в машину и выдвинул инвалидную коляску.
Фигура в коляске была хрупкой, бледной, с короткой стрижкой и детским лицом.
На нем была черная рубашка с таким же логотипом и синие джинсы. Казалось, что в джинсах почти ничего нет. Когда коляска скатывалась по пандусу, тело сидящего перекосилось. В одном положении его удерживал ремень вокруг талии.
Один из пальцев нажал кнопку. Коляска покатилась вперед. Остановилась.
Калека взглянул на дом, точно так же как сделал водитель. Он явно сразу обратил внимание на крутые каменные ступени, ведущие на террасу, равно как и на крутой травянистый спуск и каменистую дорожку с другой стороны. В свое время этот участок привлек нас с Робин именно своей крутизной. Мы, помнится, еще шутили, что, когда состаримся, нам понадобится лифт.
Человек в коляске улыбнулся.
Робин сбежала вниз.
Она представила меня.
Человек в коляске сказал:
— Очень приятно познакомиться, Алекс. Я Дейв Симмонс.
Не будучи уверенным, что делать с рукой, я наполовину протянул ее.
Дейв Симонс подмигнул.
— Дейв, — смущенно сказала Робин, — простите, что в дом так трудно добраться.
— Том может отнести меня.
— Точно, — пробурчал Том.
— Я шучу, Том. Я только хочу взглянуть на этот шедевр.
— Я сейчас принесу. — Робин бегом поднялась по ступенькам.
— Осторожнее, не споткнитесь, — сказал Дейв Симмонс. Потом обратился ко мне: — Не хотел ее шокировать, но обычно я не люблю говорить о своей болезни. Когда она меня в последний раз видела, я был слаб, но справлялся. Возможно, она тогда ничего не заметила. Со мной теперь все время так: то хуже, то лучше. Сейчас — хуже.
— Паралич?
— Что-то в этом роде, но не совсем. — Симмонс улыбнулся. На его лице не было морщин, голубые и веселые глаза широко расставлены. — У меня всегда был пунктик — хотел отличаться от других, так что теперь… вау, это что-то потрясающее!
Робин протянула ему инструмент.
— Не могу, — покачал головой Симмонс. — Руки слишком слабые.
Она поднесла мандолину ближе, и у него перехватило дыхание.
— Глазам не верю! Вы настоящий кудесник… или как там звучит женский вариант? Пожалуйста, переверните ее… Взгляните только на этот клен! Цельный кусок, или я просто не вижу шва?
— Цельный, — подтвердила Робин.
— Величественное, наверное, было дерево… чего стоит одна эта вертикальная волна.
Симмонс на секунду прикрыл глаза. Снова открыв их, он напрягся и попытался приблизить голову к сверкающей зеркальной поверхности.
— Как текущая расплавленная река… где вы нашли такое дивное дерево?
— Один старый мастер, делавший скрипки, ушел на пенсию. Эта пластина была у меня уже много лет, — сказала Робин. — С годами дерево становится только лучше.
— Конечно, естественное умирание, — кивнул Симмонс. — Такого в печи для обжига не сотворишь. Я много читал об этом. Это невероятно, Робин! Спасибо за то, что вы ее сделали, и особое спасибо, что поторопились. Я мечтаю подарить ее достойному музыканту. Устроить благотворительный концерт, лотерею.
