Насколько мы близки

открывала. Моим ответным презентом была кофейная кружка с карикатурой на рождественскую тему: пастухи и мудрецы склонились над яслями; «Это девочка!» – восклицает один из них.

Скотти потерся носом о мою шею.

– А помнишь, что я подарил Рут на Рождество два года назад? – спросил он, будто прочитав мои мысли.

Я молча помотала головой.

– Монашку-боксера. – Он улыбнулся.

Точно. Тряпичную куклу в черном балахоне и монашеском апостольнике, с ухмылкой на морщинистом личике. Под платьем скрывался рычажок – если потянуть за него, монашка выбрасывала руку в боксерской перчатке, целясь в того, кому демонстрировали игрушку.

– Между прочим, сам выбрал!

Я рассмеялась. Рут таскала с собой монашку на все вечеринки. Хранит ли до сих пор? Пьет ли кофе из моей кружки?

– Я почти забыла, что ты смешной.

Скотти осторожно погладил мою израненную ногу.

– А изредка еще и небесполезный. Антисептический карандаш принести?

– Да. И попить. Горло пересохло от шоколада с ветчиной. И от слез.

– Полежи, – сказал Скотти. – Я быстро.

Глава тринадцатая

До чего же все было формально.

– Вам необходимо помнить главное, – сказал мне мистер Барбер, тощий, добродушный, бестолковый адвокат Рида. -В суде совершенно не обязательно сообщать правду целиком. «Правда» в зале суда – не более чем создание нужного впечатления. «Правда как таковая» не существует, поскольку ее можно изложить разными способами, исказить, изобрести, наконец. Справедливость же безлика.

Да знаю я, знаю, хотелось сказать мне. Я ведь мать, я вырастила двоих детей. А дети по природе своей привержены букве закона, а не его духу, не его целям. Мне не нужно ничего объяснять о вариантах правды, о том, как возлагают вину и как ее воспринимают.

Зал суда оказался на удивление теплой и стерильной коробкой без окон, линолеум на полу плохо сочетался с панелями вишневого дерева. В звукоизолирующих потолочных панелях цвета мела местами чернели дыры, словно их прогрызли мыши.

Уверена, Рут совершенно не удивилась тому, что на слушании присутствовали всего три женщины: сама Рут, ее адвокат и я. Мимо меня этот факт тоже не прошел: годы дружбы с Рут сделали свое дело. Сумбур мыслей и барабанный бой моего сердца заглушили предварительные речи адвокатов, и, сидя на скамье, я как завороженная смотрела через пропасть зала на Рут, на ее милый профиль или затылок, когда она поворачивалась к своей адвокатессе.

Рут. Совсем рядом. И так далека. А на что я рассчитывала: устроиться бок о бок на одной скамье, выпить кофейку перед судом? Переброситься парой слов о подходящих случаю нарядах? Кстати сказать, меня удивил выбор Рут: вязаная тройка, символ покорных пятидесятых. Наверное, я ждала чего-нибудь замшевого, пальто с бахромой в духе каталога «Санданс» или блестящей лыжной крутки. Сама я остановилась на костюме в мелкую ломаную клетку, который купила по настоянию Рут.

– Даже не знаю… – бормотала я, застегивая пиджак на все пуговицы, разглаживая бархатные лацканы. Я терпеть не могла переодеваться в примерочной-загоне, под мертвенными флюоресцентными лампами, в окружении безжалостных зеркал, подчеркивавших любой изъян, будто нечистая совесть.

– В чем дело?

– Костюм – это как-то уж слишком… – я запнулась, – по-взрослому.

Рут хохотнула.

– Ты ведь взрослая, Прил!

Как им это удается – убийцам, насильникам, грабителям? Как они могут смотреть в глаза своим жертвам, их родным? Что они испытывают при виде людей, над которыми издевались, когда те оказываются на расстоянии трех футов? Я сидела на скамье – возведенная на престол повесткой в суд – и искала глаза Рут. А заглянув в них, пыталась найти следы сожаления, печали, гнева, обиды – и не находила. Мне хочется верить, я увидела лишь любовь, светившуюся в безмятежности черт.

Внешне спокойная, внутри я была напряжена, взвинчена, полна сомнений, и Эд Барбер, при всем своем угодливом добродушии, это почувствовал.

– Никакой ненужной информации, никакой инициативы, – предупредил он. – Отвечайте на вопросы – и все.

Я и отвечала. Да, Рид принимал участие в жизни своих детей, посещал родительские собрания, курировал скаутские походы, тренировал школьные спортивные команды. Да, да, да, вновь и вновь повторяла я, под руководством адвоката рисуя заоблачно-идеальный родительский образ Рида.

А затем Барбер сменил тему.

Почти на все вопросы, которые он задал мне о Рут, я так или иначе – если цитировать излюбленную реплику судьи – уже ответила в первой части показаний.

На все, кроме одного. Последнего.

– Миссис Хендерсон, известна ли вам какая-либо значимая причина, которая могла заставить миссис Кэмпбелл бросить мужа и забрать детей?

– Нет.

– Следовательно, миссис Хендерсон, вы не имели представления о намерении Рут Кэмпбелл забрать детей и навсегда покинуть Гринсборо?

– Не вижу разницы между этими вопросами.

– И тем не менее будьте добры ответить, миссис Хендерсон.

– Нет.

Опустив голову, Барбер зашуршал страницами на полированном столе.

– Я могу идти?

– Еще один вопрос. Последний. – Он одарил меня лицемерной улыбкой, наслаждаясь моим нетерпением, моим завуалированным отпором. – У вас ведь есть дети, миссис Хендерсон?

– Двое.

Он кивнул с важным видом.

– Как по-вашему, миссис Хендерсон, можно ли назвать миссис Кэмпбелл хорошей матерью?

По телу вдруг прокатилась волна дрожи. От страха. Хорошей матерью… Мой взгляд метнулся к Рут, но встретил лишь ее склоненную голову, ее опущенные ресницы. Хорошая мать.

– Простите? – Я выигрывала время.

И Рут подняла голову. Медленно сцепила пальцы, чуть заметно кивнула. И улыбнулась мне.

– Миссис Хендерсон? – Барберу не терпелось. – Вы расслышали вопрос? Была ли Рут Кэмпбелл хорошей матерью для своих детей?

Спросите детей, едва не ответила я, в блаженном неведении о таящейся в таком ответе угрозе. Едва возникнув, эта мысль сменилась ужасом. Нет! Не спрашивайте детей. Что сохранила память этих судей, дарованных нам нашими собственными генами? Ребенок невинен, он далек от гнусных грехов общества – измен, наркотиков, пьянства, побоев. И какие критерии остаются ему для оценки? Что он выберет – обвинение или благодарность? Что сохранит детская память?

Вспомнит ли Бет, что я не купила достаточное количество лотерейных билетов в школьный День