— Когда было не так?
— Когда мы вместе в постели, у нас, по-моему, все хорошо. Притянув Дженнет к себе, он поцеловал ее в плечо, и у нее по спине пробежал трепет возбуждения.
— О-о!
— Там нам определенно просто замечательно. — Мэтью скользнул губами по ее шее и прижался к мочке уха, и Дженнет, откинув голову, подставила ему шею.
— Думаю, ты прав.
— Всегда. — Он поднял Дженнет на руки и понес к кровати.
Скатившись с Дженнет, Мэтью притянул ее к груди, и шелковистые черные волосы защекотали ему плечо. Дженнет была страстной женщиной, и в то же время ужасно боялась позора. Слушая ее тяжелое дыхание, Мэтью улыбался, он хотел знать о ней все.
— Дженнет, чего тебе больше всего хочется в жизни?
— Мои родители обожали друг друга. — Она водила ногтями по его животу. — А теперь я вижу, как страстно влюблены Эйвис и Бэннинг, и это…
— Вызывает у тебя зависть? — подсказал он.
— Да, — тихо призналась Дженнет. — Я хочу иметь мужа, который будет любить меня, будет хранить мне верность и подарит мне детей, много детей.
Мэтью улыбнулся, представив, как она нянчит их ребенка, но сказал:
— Я думал, ты хочешь быть художником.
— Я уже художник, — мягко возразила она.
— Сдаюсь.
— Но я вовсе не возражаю, чтобы мои работы висели в Британском музее или в других картинных галереях, а не только в домах моих друзей и родственников, — засмеялась Дженнет.
Мысли Мэтью вернулись к картине, которая привлекла его внимание в доме леди Элизабет, — «ДМТ».
— Это твой пейзаж висит в холле леди Элизабет?
— Возможно…
— Та картина столь прекрасна, что я не мог не остановиться перед ней. Она меня покорила.
— Спасибо, Мэтью. — Чуть улыбнувшись, Дженнет отвернулась, и ее рука замерла.
— Я нисколько не удивлюсь, если твои работы будут выставляться.
— Но мы все время говорим обо мне, а чего хочешь ты? — Дженнет взглянула на Мэтью.
— Я не хочу чувствовать себя неудачником, — со вздохом ответил он. — Я хочу сохранить мои владения и видеть счастливыми моих арендаторов.
— Ты не неудачник. Причина этого несчастья — твой отец. Но ты успешно решишь все свои проблемы.
— Не восстановив мое имя — нет.
Дженнет сжалась.
Проклятие! Как раз в тот момент, когда они начали лучше узнавать друг друга, ему понадобилось ворошить прошлое.
— Прости, я не имел права говорить тебе это, — пробормотал Мэтью, уткнувшись ей в волосы.
— Нет, имел, потому что это правда. — Дженнет отодвинулась и, положив руку под голову, смотрела на него. — Я не могу вернуть того, что случилось… но если бы могла…
— Я знаю.
— Как ты думаешь, что сказал бы Джон, если бы сейчас увидел нас? — Облизнув губы, Дженнет закусила нижнюю губу.
Мэтью не мог сказать ей о своей уверенности в том, что Джон уже подозревал об их взаимном влечении.
— Думаю, он был бы счастлив.
— Почему?
— Он просил, чтобы я оберегал тебя, Дженнет. И мне приходило в голову, не догадывался ли он о том, что могло бы произойти между нами.
— Он не мог знать, — резко оборвала его Дженнет.
Проклятие, он полный идиот. Он же знал, как сильно Дженнет любила Джона. Она, видимо, считает, что, отдавшись ему, предала Джона.
— Прости. Могу представить, как все это должно быть тяжело для тебя, ты ведь так его любила.
Покраснев, Дженнет отвела взгляд.
Он болван, сказал себе Мэтью. Неужели он действительно верит, что Дженнет могла любить именно его? Даже после пяти лет было очевидно, что она все еще любит Джона. Быть может, он сам служил Дженнет просто заменой Джону?
Но еще был Энкрофт, и, во всяком случае, о нем Мэтью мог расспросить Дженнет.
— Что значит для тебя Энкрофт? — тихо спросил он.
— Мне жаль, я не должна была давать тебе повод поверить тому, что я делала. Мы с Николасом почти как брат с сестрой, как я и Бэннинг. Отец Николаса не слишком приятный человек, поэтому Николас почти каждый год проводил каникулы и лето с нами. Ему нравилось постоянно дразнить меня — точно так же, как Бэннингу, — но, тем не менее, я всегда могла поговорить с ним так, как не могла говорить с братом.
Мэтью не знал, что сказать. Его ревность к Энкрофту теперь казалась беспочвенной и смехотворной, и все же Мэтью было любопытно, почему Дженнет не захотела сказать ему правду с самого начала.
— Почему ты не сказала мне этого, когда я в первый раз спросил тебя?
— Ты был страшно зол, когда увидел нас на террасе, — усмехнулась Дженнет.
— Он обнимал тебя, и на тебе был его сюртук! — Они выглядели как любовники, а не как друзья.
— А у тебя был такой вид, словно тебе хотелось разорвать его на куски.
— Так и было.
— Почему?
Мэтью не мог признаться ей, какую ревность чувствовал в тот вечер. У него не было права возмущаться их отношениями, и даже в этот момент он не был уверен, что обладает какими-либо правами в том, что касается Дженнет.
— Мне известна репутация Энкрофта, и я не хотел видеть, что ты снова страдаешь, — наконец ответил Мэтью.
— А-а, — неопределенно протянула она.
Неужели Дженнет хотела, чтобы он признался, что чувствовал на самом деле? Вряд ли у нее могло быть такое желание, когда она, несомненно, до сих пор любила Джона.
Откинув с себя покрывало, Мэтью сел и смотрел на разбросанную по полу одежду.
— Нужно одеться, пока кто-нибудь не пришел сюда.
Дженнет медленно кивнула.
Одеваясь, Мэтью внезапно понял, что ему не хочется, чтобы этот день закончился. Ему хотелось продолжать беседу и все больше узнавать о Дженнет. Что больше всего пугало ее в браке с ним? Что именно Дженнет скрывает от него? А он был уверен, что она что-то скрывает.
Ему хотелось бы более обстоятельно поговорить с ней о его имениях и планах на будущее. Какие у неё появятся идеи об обновлении его домов? Его интересовало, есть ли у нее опыт найма слуг, ведь большинство леди рано учились нанимать помощников.
Дженнет могла бы заново отделать его дома. Он и Дженнет могли бы иметь детей, которые учились бы, как правильно управлять имениями. В его доме в Эссексе была студия, которая прекрасно подошла бы Дженнет для занятий живописью. Они могли бы быть счастливы.
Оглянувшись, Мэтью смотрел, как Дженнет торопливо одевается. Они были бы счастливы, если бы Дженнет могла любить его так же, как любила Джона.
Следующие двадцать пять минут они провели в молчании, Дженнет не осмеливалась спросить Мэтью, о чем он думает. С каждой проходящей минутой Мэтью становился все мрачнее, пока не стало казаться, что он готов просто задушить любого, кто войдет в дверь. Услышав лошадиное ржание, Дженнет вскочила на
