15
Холли никогда не бывала в Лас-Вегасе и теперь была потрясена его великолепием. Она тут же проиграла двадцать пять долларов на игральном автомате в гостинице, пока Ник ходил за ключами от номера. Холли готова была поклясться, что эта адская машина вытянет у нее все деньги, но оторваться не могла.
…До матча оставалось две недели. Холли и Ник поженились 23 сентября. Церемония бракосочетания была тихой и немноголюдной. Затем они провели два дня на яхте, но, услышав по радио, что надвигается шторм, поспешили вернуться на берег. Холли продолжала работать и привыкла жить под одной крышей с Флорой Беннет…
Этот матч должен был стать последним в карьере Ника как боксера-профессионала. Вне зависимости от того, как он закончится, Ник решил уйти из большого спорта и начать весной свое дело. Холли, пытаясь не думать о предстоящем матче, старалась держать все свои страхи при себе, но временами она просто с ума сходила при мысли, что Николас может получить травму. И все же Холли была счастлива, что она рядом в такой ответственный в его жизни момент…
В Лас-Вегасе большую часть времени она проводила одна, особенно днем. Но ночью ей воздавалось сполна за дневное одиночество.
И вот, наконец, после, казалось, вечного ожидания наступил последний день перед матчем. Не находя себе места, Холли пошла бродить по городу, заходила в магазины, заглядывала в витрины, но ее волнение возрастало с каждой минутой, она с трудом контролировала себя. Вдобавок ко всему вечером Холли посмотрела телеинтервью с соперником Ника Беном Дживотисом по кличке Большой Бен, и у нее чуть не случился сердечный приступ, когда громадный детина с перебитым носом рявкнул с экрана: «Я вышибу весь ветер из головы Цунами! Не успеет он и охнуть, как я с ним покончу». Холли тут же вскочила и выключила телевизор, но у нее перед глазами все равно стояло это зверское лицо.
Весь вечер Холли была сама не своя, и только усилием воли держала себя в руках, ничем не показав Нику, что видела интервью. Холли заметила перемену и в нем: подчеркнутое спокойствие, сдержанная улыбка.
— Дорогая, — тихо сказал Ник вечером накануне матча, — ты не против, если мы закажем ужин прямо в номер?
— Конечно, нет! — радостно ответила она. — Напротив, я даже настаиваю на этом. Завтра ты будешь принадлежать всему миру, но сегодня ночью ты мой.
В ту ночь они лежали обнявшись, но каждый думал о своем. Неожиданно Холли вздрогнула, и Ник прошептал:
— Холодно?
— Совсем наоборот, мне тепло и спокойно с тобой.
Ник рассмеялся.
— Спокойно? Пожалуй, это надо исправить. — Его руки медленно начали скользить по ее телу и остановились на животе. В тусклом свете ночника Ник ласкал ее взглядом. Она пошевелилась, и в улыбке сверкнули ровные белые зубы.
— Никогда бы не подумала, что буду спать с тобой во фланелевой пижаме… — прошептала Холли и потерлась губами о его подбородок.
Он перевернулся на спину и весело рассмеялся, устремив взгляд в потолок.
— Дождись наступления зимы — и ты увидишь, в каком снаряжении спит наша Большая Ба: ноги в носках из верблюжьей шерсти, толстая фланелевая рубашка, сверху куртка из драпа. Выглядит она так, будто собралась на Северный полюс.
— Ты зря смеешься, Николас, — пожурила его Холли, легонько ущипнув. — В девяносто два года кровь плохо циркулирует.
— О, — выдохнул он, — очень может быть, но она поддерживает температуру в доме на пятнадцати градусах — экономит энергию.
— Неужели? — Холли засмеялась. — Тогда, наверное, и мы будем выглядеть как белые медведи?
Ник повернулся к ней.
— Сомневаюсь. Есть более эффективные способы не замерзнуть.
Ник приподнялся, придвинулся ближе и коснулся ее губ. Холли ласкала его грудь круговыми движениями теплых кончиков пальцев, эротично раздражая его плоские соски пощипываниями. Ник осыпал градом поцелуев ее шею, потом грудь, в то время как руки его мягко сжимали ее бедра, ноги. И вскоре острое, жгучее желание поглотило обоих. Охваченная трепетом предвкушения, Холли обвила Ника и притянула к себе. Они слились в поцелуе, и язык Ника, быстро пульсируя, соприкасался с ее языком, обжигая губы, превращая рот в раскаленную топку. Напряжение последних дней выплеснулось могучей лавой, чтобы быть поглощенным и уничтоженным полными сил телами, жаждущими освобождения от всех эмоций, кроме тех, которые они испытывали вместе.
Абсолютно истощенные, они лежали недвижимы, коротко вздыхая, но сердца их все еще бешено стучали.
— Я люблю тебя, Николас… — прошептала Холли в его мягкие волосы.
Она не сразу поняла, что Ник уже спит: после изнурительных тренировок двух последних месяцев и напряжения он наконец-то обрел душевный и физический покой. С задумчивой улыбкой на губах она нежно гладила его недавно подстриженные волосы.
И была рада, что он уснул.
Нервно покусывая губы, Холли обводила взглядом боксерский ринг: столбики, мягкие сиденья по углам, ковровое покрытие. Холли знала, что предстоящие несколько часов станут самыми длинными в ее жизни, если она вообще их переживет. Она не видела Ника с завтрака, но Марв доходчиво и недвусмысленно объяснил ей, что она должна сесть на свое место и не отвлекать Ника от психологической подготовки к бою. Холли приехала в спортзал за десять минут до конца предыдущей схватки и горько пожалела об этом — одного из боксеров унесли с ринга на носилках.
Схватка Николаса Брауна была главным событием сезона. Публика забила зал до отказа. Сев на свое место, Холли почувствовала легкий приступ клаустрофобии — казалось, стены сейчас рухнут и задавят ее.
Раздался оглушительный рев, который заставил сердце Холли забиться так сильно, что она отчетливо слышала его удары, несмотря на оравшую толпу. По боковому проходу спускался Большой Бен. Холли облизнула пересохшие губы. «Неужели они все хотят, чтобы этот громила сокрушил Ника?» — судорожно думала она. И тут послышался рев такой силы, что предыдущий в сравнении с ним показался звуком упавшей в сено иглы. Холли сразу поняла — это идет по проходу Ник, и в горле ее застрял такой комок, что она едва могла дышать. И вот она увидела Ника: подняв руки в перчатках, он приветствовал своих болельщиков. Ник был просто великолепен — в накинутом на плечи алом шелковом халате и с олимпийской медалью на шее. Он ловко пролез между тросами, выскочил на ринг, взглянул в зал, увидел Холли — и добрая мальчишеская улыбка осветила его лицо. Холли поймала его взгляд и постаралась улыбнуться.
Когда прозвучал гонг к началу первого раунда, Холли чуть не умерла от страха и, закрыв глаза, все время мысленно повторяла: «Только бы его не изувечили… Господи, только бы его не изувечили!»
Она решилась открыть глаза только на четвертом раунде, и сразу же увидела Ника. Он двигался очень осторожно, но она заметила, что тело его обливается потом, а щеки ярче алых трусов. Защищающая зубы вставка раздула губы Ника до невероятных размеров. Его внимание было стопроцентно сосредоточено на противнике. Холли знала, что в эту минуту он начисто забыл о ее существовании, и была этому даже рада. В лучшем случае она существовала наполовину, вторая же половина находилась где-то недалеко от левой перчатки, защищающей красивое лицо Ника, пока правая рука наносит стремительные тяжелые удары по корпусу Большого Бена под неистовые крики толпы.
Наконец, во время двенадцатого раунда, Бен остервенел и в порыве ярости начал наносить дикие
