— Ну и рожа! Обосрался, что ли?
Я:
— Ничего подобного! И не смешно!
Все трындят, что очередная война объявлена, а я ее признаков не вижу. Столько войн кругом, со счета можно сбиться.
Войны
Ученики против учителей.
Средняя школа «Нортвелл Мэнор» против средней школы «Либридж».
Сонная Лощина против банды из Льюси-Хилл.
Эмо против гопников.
Турция против России.
«Арсенал» против «Челси».
Черные против белых.
Полиция против детей.
Бог против Аллаха.
«Цыплята Джо» против KFC.
Кошки против собак.
Чужие против хищников.
И все эти войны проходят мимо меня. Не понимаю. Ни одно окно не разбито, с вертолетов не стреляют, только светят прожекторами. Какая же это война? Ничего похожего.
Я даже не знаю, на чьей я стороне. Мне никто ничего не сказал.
Пока мама мылась в душе, я вытащил из набора помидорный нож. Просто опробовать. С острым концом надо быть поосторожнее. Я ловко держал нож и кромсал воздух, будто передо мной враг. Потом спрятал нож в штанину и прошелся с ним, типа на самом деле кругом война. Вообразил, что Господь забыл про меня и я могу действовать, как в бою, и мне все сойдет с рук.
Я:
— Идет война! Господь забыл про меня! Папа забыл про меня! Все фонари на улицах разбиты, и за нами гонятся волки! Каждый за себя! (Все это произносил мой внутренний голос.)
В конце концов я положил нож на место, а то получалось как-то чересчур. Острый он очень. Запросто может ноги отчекрыжить. Забудешь, что в штанах нож, усядешься на лезвие и пропорешь. Если начнется война, я лучше убегу Я быстрее всех бегаю во всех седьмых классах, разве что Бретт Шоукросс способен меня догнать.
Росс Келли получился такой, потому что в раннем детстве кто-то добавил в его молоко кислоты. Все так думают. Вечно он высовывает язык, когда пишет контрольные, говорит, это помогает ему сосредоточиться. А по-моему, вид у него делается дебильный, только и всего. Я пробовал высовывать язык, но быстрее все равно не пишется. Зато язык мерзнет и сохнет.
Если Росс Келли опять обзовет Поппи четырехглазой, я его в окно выкину. Я ему позволил посмотреть в мой бинокль только потому, что он чуть не на коленях умолял.
Я:
— Сейчас очередь Поппи!
Росс Келли:
— На что ей бинокль, она и так четырехглазая.
Поппи:
— Отвали!
Я:
— Отвали, вонючка!
Я подошел к окну кафе, а Поппи поднялась по библиотечной лестнице и посмотрела на меня в бинокль. Пусть теперь расскажет, что я делал.
Поппи:
— Ты двигался, будто под водой сидишь. Я все видела.
Я:
— Ничего подобного. Я изображал робота.
Поппи:
— Какая разница. Со стороны одно и то же.
Я:
— Я не двоился и не троился? Бинокль здорово меня приблизил?
Поппи:
— Ага.
Я:
— Вот видишь. Бинокль — это вещь.
Поппи:
— Ага!
Я положил бинокль обратно в портфель, а то еще разобьется. Никто и не подозревает, для чего он мне на самом деле, знаем только я и Дин. Я даже Поппи ничего не сказал про дело, которое мы расследуем. Преступники — они всегда так: похитят у детектива жену и отрезают ей пальцы на ногах по одному, чтобы сыщик согласился на их условия. Если Поппи спросит, я скажу, что смотрю в бинокль на птиц и наблюдаю с расстояния за играми.
Так оно безопаснее. Поппи теперь моя девушка. Я у нее и спрашивать не стал, просто решил, и все.
Пока в моей базе данных пять отпечатков пальцев: Маника, Коннора Грина, Росса Келли, Алтафа и Салима Хана. Я попросил отпечатки у Чевона Брауна, Бретта Шоу-кросса и Шармен Де Фрейтас, но они послали меня подальше.
Дин:
— Нам нужны отпечатки тех, кто в этом деле не замешан, чтобы сравнить с пальцами убийцы и подтвердить, что их обладатели ни при чем.
Я:
— Есть, инспектор. Будет исполнено.
Куски клейкой ленты с отпечатками я спрятал в тайник вместе с крокодильим зубом, в бумажку завернул, чтобы пыль не налипла или посторонние волоски. Штаб теперь в моей комнате, без пароля не войдешь, а его никто не знает («голубь», в честь моего голубя, никогда не догадаешься).
Отпечатки пальцев вообще-то не для того созданы, чтобы человека легче было найти. Это так случайно вышло, что они у всех разные. На самом деле благодаря отпечаткам пальцев у тебя есть осязание, ты различаешь текстуры, отличаешь гладкую поверхность от шершавой, и все такое. Нам мистер Томлин сказал.
Мистер Томлин:
— Отпечаток состоит из крошечных гребешков на коже. Когда проводишь пальцами по поверхности, возникают колебания, а гребешки их усиливают, сигналы на чувствительных нервах делаются четче, и это позволяет мозгу вернее определить текстуру материала.
Я:
— И ты при помощи осязания чувствуешь, каков данный предмет на самом деле.
Мистер Томлин:
— Верно.
Жечь свои пальцы — это не по мне, лучше я их заморожу. Отличный способ ничего не чувствовать. Надо же узнать, как у тети Сони обстоит с осязанием. Я соскреб иней из морозилки и сложил кучкой в
