Он увернулся, и корка с треском врезалась в дерево. Торн в два прыжка подскочил к ней, одной рукой схватил за плечо, другой за волосы и приблизил к ней разгоряченное лицо.
– На этом поле, фламандка, командую я! – прорычал он и придавил ее к косяку.
Деревянный угол впивался ей в спину, но она его даже не замечала. Все ощущения сосредоточились на близости сильного мужского тела.
– От вас пахнет порохом, полковник. Глаза его опасно сверкнули.
– Я разрядил пистолеты. Не хватало, чтоб вы лишились чувств, пытаясь застрелить какого-нибудь бродягу. – Он отступил на шаг; под каблуком хрустнула ветка. Усталости после целого дня пути как не бывало. – Падать без чувств в присутствии разбойников неблагоразумно.
– Негодяй! – Катье мотнула головой, не чувствуя боли от рвущихся волос, что зацепились за шершавый косяк.
Она приподняла юбки и вошла в холодный, пропахший плесенью сарай. Пистолет в чехле все еще свисал с шеи и волочился по обсыпанным мукой половицам. Она отшвырнула его.
– Вы – негодяй! Оттого-то, наверно, я и не падала без чувств в вашем присутствии.
– Все впереди, – откликнулся он от двери.
Катье подняла накидку, собираясь вытряхнуть, но тут до нее дошел смысл его слов. Она круто обернулась к нему, прижимая к груди накидку и стараясь унять внутреннюю дрожь.
Торн взялся обеими руками за притолоку, точно Самсон, подпирающий своды храма. Они смотрели друг на друга; молчание все больше затягивалось. Потом он пошатнулся, ударил кулаками в дверную раму.
– Пойду раздобуду что-нибудь поесть, – глухо проронил он и скрылся.
Катье сжимала и разжимала вцепившиеся в накидку пальцы. Таящееся в его словах обещание туманило ей мозг. Она уже смирилась с путешествием в одном седле, но теперь он посулил новое путешествие, которое Филипп только начал и которое завлечет ее дальше, чем когда-либо.
– Нет, – прошептала она во мрак мельницы. – Ничего не впереди. И никогда этого не будет. – Она отпихнула ногой пучок соломы, притопнула каблуком. – У меня один путь – к спасению сына. А сердце мое останется... – голос изменил ей, она еще сильнее скомкала шерстяную ткань, – останется на месте.
Пока Торн отсутствовал, она как следует вымылась, словно в надежде соскрести тревогу и смятение с души. Прибираясь в помещении, наступила на трухлявую половицу и тут же испуганно отпрянула.
На землю уже спустилась ночь, когда Катье сквозь шум водопада расслышала посторонний звук и оглянулась. Бекет стоял в проеме черной тенью на фоне луны, едва появившейся над холмами.
В глазах необычная настороженность. Он положил перед ней хорошо ощипанного тетерева, снял мундир, расстегнул камзол и, опустившись на колени, начал разводить в очаге огонь. Его пальцы слегка коснулись пола, откуда она тщательно смела плевелы и муку.
– А вы неплохо потрудились, владелица замка.
Он улыбнулся, а может, это ей почудилось в темноте.
Немного спустя Катье уже глядела на огонь, уткнувшись подбородком в колени, а от запаха жарящейся дичи сосало под ложечкой.
– Так бы и съела его целиком, – выдохнула она, пожирая глазами тушку, насаженную на самодельный вертел. Потом чуть наклонилась и потянула носом. – После сыра и черствого хлеба всякая пища покажется райской.
Торн примостился возле каменного углубления перед очагом и поддерживал огонь; на лице его плясали оранжевые блики.
– Вы нетерпеливы! –
– Ведут, если умирают с голоду.
Он потянулся, подвинул к себе мешок, вытащил нечто похожее на белесый камень и подкатил к ней по полу.
– Вот, подкрепитесь немного. – Он усмехнулся уголками губ.
Катье со смехом подняла кусок говядины и взвесила его на ладони.
– Ее нарочно обрезали в форме булыжника?
– Она и на вкус как булыжник. – Торн отобрал у нее засохшее мясо, его пальцы слегка пощекотали ей ладонь. – Но фуражиры народ запасливый, так как знают, что если вернутся с пустыми руками, то эту пустоту им придется есть. – Он забросил кусок в дальний угол мельницы, и тот, угодив в пролом, шлепнулся в реку.
Она медленно согнула пальцы, пытаясь сохранить на ладони тепло его прикосновения.
Луна сияла высоко в небе. Катье удовлетворенно поглядела на кучу обглоданных костей. Тетерев и впрямь оказался райской пищей – пальчики оближешь. Она снова сидела у огня в своей излюбленной позе – обхватив руками колени. Торн устроился чуть поодаль и тоже смотрел в огонь. Катье силилась прочитать выражение синих глаз, но не сумела.
– Вы давно служите? – Она с опаской покосилась на него: как бы опять чем-нибудь не задеть.
Лицо окаменело, глаза неподвижно уставились в огонь, но голос звучит подчеркнуто спокойно.
– Смотря как считать... Я второй из трех сыновей. К восемнадцатилетию отец купил мне полк. Но я не чувствовал призвания к воинской службе и болтался по Европе, пока война не стала неизбежностью. Лондон, Париж. Потом Вена...
