Обещай мне чудо

Лицо его застыло. Он повернулся к ней спиной и сел на лошадь.

– Поторопись. Фон Меклен не станет ждать, пока ты тратишь время на сентиментальные поступки.

Прежде она возмутилась бы, обвинила бы его в холодности, но теперь она видела боль в его глазах и знала, что в сердце его тоже боль.

– Я ненадолго, – заверила его она и продолжила свой печальный путь.

Его отношение к ней настолько изменилось, что он позволил ей посетить могилу отца, но сам еще не был готов идти туда. Она крепче сжала свои цветы. Когда наступит время посетить отца, то он придет либо сыном-победителем… либо мертвым…

Катарина думала, что по возвращении найдет его в нетерпении сидящим на лошади, и хотя он действительно сидел на лошади, но был спокоен и сосредоточенно смотрел на юг, на перекресток.

Она отряхнула и сложила перчатки вместе, – они запачкались, когда она приводила в порядок могилу, и теперь от них пахло дикими травами. Катарина подошла к Александру, но он ничего не сказал, хотя следил взором за тем, как она подвела своего коня к дубу, взобралась на ствол и села в седло.

– Пришло время… – начала она, и слова с трудом вырывались из сжавшегося от волнения горла. Катарина направила коня к его лошади. – Александр…

– Ш-ш-ш, моя Кэт, – остановил ее он. – Для подобных вещей у нас будет еще время.

– Но…

– Но что, если не будет? – закончил он за нее и пожал плечами. – Тогда это не имеет значения. – Он пришпорил лошадь.

– Александр, – окликнула она, но обнаружила, что не в состоянии продолжать, его ласковое «моя Кэт» все еще эхом отдавалось в голове и в сердце. «Я скажу ему у перекрестка», – пообещала она себе, желая удержать этот свет в его глазах хотя бы еще на несколько шагов. Дополнительный глоток воздуха. Хотя бы еще на одно биение сердца дольше.

Теперь вперед! Вот уже виден покосившийся каменный знак на краю дороги. Нет! Не так скоро! Дорога казалась такой долгой, когда она, усталая, шла одна, похоронив отца Александра.

Александр скакал рядом, собранный, готовый встретить опасность как полагается солдату, но вместе с тем спокойный, словно ему помогало присутствие человека, одного из немногих, которому он доверял. При этой мысли мир показался ей еще более мрачным, чем при пасмурной погоде.

«Я люблю тебя. Я люблю тебя, – мысленно твердила она, повторяя слова, как песню. – Как жаль, что я не смогла заставить себя поверить тебе раньше, когда еще было время». И все же… она покачала головой. И все же немного изменилось бы, только его сердце.

– Александр…

– Ш-ш-ш, – снова остановил ее он, но на этот раз поднял руку и повернул голову, как бы прислушиваясь к каким-то звукам, доносившимся со стороны дороги, ведущей к Таузендбургу.

– Нет, я должна сказать тебе…

Он снова шикнул, заставляя ее замолчать. Какая-то певчая птичка робко издала трель и умолкла, и Кэт почувствовала минутную обиду оттого, что весь мир, казалось, подчинялся Александру.

– Кто-то приближается, – прошептал он. – Быстро под деревья!

И, не дожидаясь согласия, направил обеих лошадей в лес, в укрытие из раскинувшихся ветвей старого дуба.

– Кэт… Катарина, – начал он чуть слышным голосом, но, не закончив, скользнул ладонями по ее рукам и обхватил лицо. Пытаясь встретиться с ней взглядом, он нежно прикоснулся большими пальцами к ее скулам. Склонив голову, он поцеловал ее быстро и страстно. – Кэт, слушай меня. – Он помедлил и снова поспешно поцеловал ее. – Если услышишь гончих, пусти коня во весь опор и не останавливайся. Слышишь? Не останавливайся. Но будь осторожна. Не загони коня. – Он прижался щекой к ее волосам. – Боже милосердный, не загони коня. – Он поцеловал ее в последний раз. – Я. люблю тебя, моя Катарина. Всегда помни об этом.

Она переплела свои пальцы с его и, не в состоянии говорить, кивнула. Звон дорогой конской упряжи и шпор становился все ближе. Ее охватил холод более сильный, чем зимние морозы.

Нахлынувшую на нее панику прервал крик. Она пристально вглядывалась в ту сторону, откуда раздался звук, но сквозь деревья не было видно дороги. Ее пальцы все еще крепко держали руку Александра. Другой рукой он сжимал пистолет, тот самый, из которого она целилась ему в голову. Казалось, с тех пор прошло несколько жизней.

Опять крик. Катарина нахмурилась. Голос показался смутно знакомым. Капитан Хазард? Но он капитан охраны ее отца, а не Бата! Если только… Из груди, казалось, выпустили весь воздух.

Она услышала смех, добродушный смех.

– Эй? – прокричал приятный мужской голос, обращенный в сторону леса. – Эй! Герцог Таузенд желает почтительно осведомиться, кто вы – кролики, волки или мужчины?

Вопрос был встречен таким взрывом смеха, что даже Кэт с трудом подавила смешок.

– Люди обычно не ведут себя так непринужденно в присутствии фон Меклена. – Александр посмотрел на нее, и уголки его рта приподнялись в полуулыбке. – А ты умеешь забывать? – вполголоса спросил он. И ей с еще большим трудом удалось удержаться от смеха.

– Боюсь, не умею, – с усилием выдавила Катарина. Она прекрасно понимала, что ее веселье во многом вызвано чувством облегчения от осознания того, что отряд не принадлежал фон Меклену, но теперь ей было все равно.

– Значит, остаются еще два прочих предположения.

– Я не крольчиха! – горячо возразила она.