– А как насчет дуэли? Это достаточно честно.
– Неужели ты думаешь, что я не пытался? Он не дурак и смеялся в ответ на мои оскорбления, зная, что я могу взять верх над ним. Теперь ты понимаешь? Заманить его сюда – единственный способ, Катарина. Я сам хотел бы, чтобы это было не так.
Он повернулся к ней и обхватил ее лицо ладонями. Голос его прозвучал хрипло, но нежно, когда он сказал:
– Представь себе фон Меклена, обладающего герцогской властью. Так много поставлено на карту, Катарина. Намного больше, чем пшеница, и кирпичи, и кузница. Ты понимаешь теперь, почему я должен положить конец твоим интригам?
Она вырвалась от него и подошла к своему коню.
– Я не замышляю никаких интриг, – ровным голосом заявила она.
Услышав за спиной его громкий вздох, она повела коня к ближайшему пню, чтобы взобраться с него в седло. Все существо ее воспротивилось при мысли, что он станет помогать ей; сев на лошадь, она добавила:
– Нам пора отправляться в путь. Или, вернее сказать, мне пора отправляться в путь. К сумеркам я хочу быть в Таузендбурге.
– Катарина, я видел, на что он способен.
Ее конь стоял как вкопанный, настолько абсолютным был ее контроль.
– Я тоже, полковник. Но и ты пойми – я ничего не знала, кроме войны. Двадцать восемь лет прожила я на этой земле и видела только войну. Независимо от того, каких усилий это потребует от меня, я сделаю так, что Изабо никогда не скажет таких слов. Я дала клятву, что Изабо узнает мир.
– Любой ценой?
– Я отказываюсь верить, что выбранный тобой путь – единственный способ взять верх над фон Мекленом. Если мы не можем победить зло иначе, как при помощи зла, тогда нет больше надежды ни для нас, ни для детей, ни для мира. И этот урок я усвоила сама.
Она направила лошадь по дороге к Таузендбургу, не прислушавшись, следует ли Александр за ней. Она теперь знала, что ей делать. Это стало ей ясней ясного, как прозрачные и холодные воды только что оттаявшей реки. Она должна рассказать отцу об опасности, которую представляет собой его сын, но, чтобы придать вес своим словам, она станет говорить с ним не как дочь, но как представитель могущественного сеньора. Маркграфа Карабаса. В империях люди высокого звания преклоняются только перед силой.
Но сначала ей необходимо достать одежду… а затем проникнуть в замок отца, и она знала человека, который поможет ей с тем и с другим. Человек, чья семья уже помогла ей в прошлом достать вещи, чтобы ускользнуть от шпионов фон Меклена. Она усмехнулась при мысли о новых сапогах, так как придуманный ею повод оказался не таким уж капризом, каким, несомненно, счел его Александр. Сапожник и был тем человеком, который окажет ей услугу.
Несколько часов спустя Катарина все еще находилась в состоянии нервного возбуждения, вызванного ее решимостью. Суматоха у южных ворот Таузендбурга немного приглушила его. Они с Александром медленно продвигались среди фермерских повозок и навьюченных мулов, входивших в ворота, которые должны были закрыться в сумерках. Прежде она считала удачей, что они приедут вечером накануне еженедельного базарного дня, но теперь не была этому рада.
Толпы народа помогут ей осуществить ее план, а то был
– В «Пронзенном Копьем Кабане», сразу за улицей булочников, – с отсутствующим видом произнесла Катарина, ощущая приятный запах, свидетельствующий, что они уже у цели. Но как только слова был произнесены вслух, она тотчас же одумалась. – Пожалуй, нам следует остановиться поближе к…
– «Пронзенный Копьем Кабан», судя по названию, именно такое место, которое придется мне по вкусу.
Он собирался окликнуть проходившего мимо мальчишку, продающего горячие «крестовые булочки»[3] фермерам, чтобы узнать, где находится улица Булочников, но затем она увидела, как он принюхался и улыбнулся той особенной улыбкой, какая появляется на лице мужчины, когда он ощущает приятный запах пищи.
– Уже недалеко, я чувствую, – сказал он.
В следующие несколько минут Катарина все более и более мрачнела, наблюдая, как Александр с видом знатока проталкивался сквозь кричащую и похрюкивающую толпу. Он с легкостью нашел постоялый двор и через несколько минут остановился перед вывеской – да ее и трудно было не заметить даже в опускающихся сумерках – нарисованная лужа ярко-красной крови. Ее всегда удивляло, что у одного из самых тихих постоялых дворов города была такая ужасная вывеска.
За исключением, конечно, вечера накануне базарного дня.
Александр помог ей спешиться, затем бросил крупную монету ухмыляющемуся помощнику конюха, который тотчас же подскочил к лошадям и схватился за поводья, будто они принадлежали самому императору. Решительно опустив руку ей на спину, Александр провел Катарину внутрь.
Хотя она обычно останавливалась в маленькой дешевой задней комнате, владелец постоялого двора теперь предоставил им большую уединенную комнату на втором этаже с застекленным окном, предварительно выселив оттуда уже расположившихся в ней постояльцев.
Они поднялись по ступеням и прошли в холл, встреченные сердитыми взглядами и тихими ругательствами переселенных постояльцев, хотя, когда они, точнее говоря, Александр, проходил мимо, все тотчас же замолкали.
Слуга торжественно распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская ее вперед. Катарина перешагнула порог и резко остановилась, заставив слугу споткнуться и чуть не налететь на нее. Она была так поглощена думами о высоких материях, что ей и в голову не пришло позаботиться о ночлеге.
