Почувствовав твердое и решительное подталкивание в спину, она прошла в комнату, ей не нужно было оглядываться назад, чтобы понять, что подталкивает ее Александр. Слуга, принесший их седельные сумки, не сказал ничего особенного, но взгляд, который он неустанно переводил от него к ней, красноречиво поведал о его размышлениях. Огонь был уже разведен для их предшественников, так бесцеремонно выселенных из комнаты при виде золота полковника.
Как только дверь за слугой закрылась, полковник снял шляпу с плюмажем и бросил ее на столик у окна. Столик, два стула, таз, кувшин на подставке и кровать у стены напротив камина – вот все, что было в комнате.
– Вы похожи на попавшего в силок кролика, мадам. Напрасно. Я не стану насиловать вас во сне. – Он стал снимать куртку, затем помедлил. – Если, конечно, вы сами не захотите.
– Мало вероятно, – унылым голосом отозвалась она.
– Но возможно?
– Более чем невозможно. Я просто пыталась сохранить вежливость.
– А-а-а, – протянул он, продолжая раздеваться. – Ты бываешь необыкновенно… вежливой… если мои воспоминания о погребе в Леве не обманывают меня.
– Чего явно не бывает с тобой.
Александр присел на стол, причем одна его нога оставалась на полу, другой он принялся покачивать. Он потер рукой розовый, только что заживший шрам на лбу.
– Может быть, ты заметила, что я предпочитаю не вспоминать некоторые наши встречи.
Она подбоченилась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Может, и ты заметил, что я предпочитаю не вспоминать, что я промахнулась.
Его смех почти заглушил стук в дверь. И он продолжал усмехаться, открывая дверь ухмыляющемуся слуге с ужином в руках.
– Боже, – чуть слышно пробормотала она, когда молодой человек поставил блюда и вышел. – Могу себе представить, что он будет болтать на кухне.
– Можешь, Катарина?
Она подошла к тазу, налила в него воды из кувшина и принялась энергично тереть лицо, словно пытаясь отмыть нечто большее, чем дорожную грязь. Ее терзало раздражение, хотя она знала, что отчасти оно происходит от усталости.
Катарина услышала, как скрипнул стол у нее за спиной и Александр произнес:
– Мне показалось, что хозяин постоялого двора и его жена искренне рады видеть тебя.
– Да, я обратила внимание, – с горечью согласилась она, вытирая лицо льняным полотенцем.
– Видимо, они не всегда так щедро расточали приветствия?
– Не всегда, – ответила она, отбрасывая полотенце. – Чтобы заслужить такие приветствия, необходимо заполучить мужа. Одинокая женщина получает немногим более, чем натянутую улыбку.
Его руки бережно обхватили ее плечи, и она напряглась, но он не отпустил ее, а принялся, чуть касаясь, гладить ее руки.
– Тебе нет необходимости постоянно находиться в состоянии войны со всем миром, Катарина, – тихо сказал он.
Прикосновение его рук было уверенным и легким. Если бы оно стало более интимным, она с легкостью высвободилась бы и отошла, но оно было таким утешающим, что она испытывала покой, какого уже давным-давно не знала.
Ее голова невольно откинулась назад, ему на плечо, и она закрыла глаза.
– А разве я не права, Александр? – На мгновение ее тело расслабилось, и она ощутила тепло его крепкой груди на своей спине. – Когда-то мне хотелось верить, что может быть по-иному. Но вскоре я поняла, как глубоко ошибалась. – Она высвободилась из его объятий, подошла и схватилась за стул, чтобы сохранить равновесие. Рука ее дрожала. – Это был урок, который стоил мне очень, очень дорого.
Шум, крик и визг базарного дня разбудили их на следующее утро задолго до рассвета. Как и ожидала, Катарина спала плохо, если вообще спала. Открыла глаза она со слабым стоном.
– Пора, сонная киска, – услышала она веселый до неприличия голос Александра.
Она снова застонала, перевернулась и, натягивая одеяло на голову, пробормотала:
– Ненавижу свиней.
– Что объясняет твое желание остановиться на постоялом дворе с названием «Пронзенный Копьем Кабан», – с усмешкой бросил он. – Ты хорошо спала или большую часть ночи провела, защищая свою добродетель?
Она сдернула с головы одеяло и сердито уставилась на него одним глазом.
– Нет, я не защищала полночи свою добродетель, но я полночи не спала из-за проклятого медведя в постели.
Он стоял у окна, одетый только в бриджи, влажное льняное полотенце перекинуто через шею. Катарина открыла оба глаза. Снова воздух пронзил поросячий визг, и она поморщилась.
– Не могу сказать за свинью, – заметил он. – Но медведь спал как…
– Медведь, – закончила она.
Он усмехнулся во весь рот и отвесил ей церемонный поклон, на который она, фыркнув, ответила:
