тяжелым цветочным горшком по коленям.
Роджо чудовищно взревел, он зашатался, чуть было не упал, однако удержался на ногах, утратив при этом, правда, ориентацию. Как обезумевший дервиш, рванулся, размахивая мачете, на обидчика, прошел мимо цели, врезался в стеклянную стену, выходящую на склон, разбил ее, прошел через нее насквозь.
У Свистуна не хватило реакции увидеть, как он падает. Зато он увидел Роджо, распростертого на асфальте. Прямо на него мчалась машина. Водитель отчаянно нажал на тормоза, и их скрип оказался похож на женский вой.
Глава тридцать восьмая
Канаан и лейтенант Манки задержали Баркало в гостиничном холле, когда он вернулся со свидания с Кейпом.
Беллерозе и Канаан уже потолковали с Манки, объяснили ему суть дела и предоставили возможность исправить ошибку, допущенную им той ночью, когда он оказал кому-то услугу (они не стали допытываться, кому), – той самой ночью, когда обезглавленное женское тело вышвырнуло на мостовую из пикапа Вилли Забадно. Они обратили его внимание на то, что гангстер по имени Джикки Роджо, прибыв сюда из Нового Орлеана и будучи соответственно «подопечным» лейтенанта Беллерозе, совершил покушение на убийство одного из резидентов Лос-Анджелеса, закончившееся, правда, его же собственным падением с балкона на Ирландскую террасу как раз над бульваром Кахуэнго. Расследование этого дела было напрямую связано с расследованием пропажи обезглавленного тела из окружного морга, откуда его забрал Вилли Забадно, по причинам, которые он, судя по всему, унес с собой в могилу.
Однако одно было ясно с самого начала: услуга и впрямь была оказана. Что могло повлечь за собой служебное расследование. И, конечно, Манки мог и впрямь выгораживать человека, которому оказал услугу, вопрос об этом был оставлен на его усмотрение, но, естественно, в этом случае самому Манки пришлось бы худо.
Всего этого оказалось вполне достаточно, чтобы лейтенант Манки задумался о жене, о детях и о пенсии. Не говоря уж о том, что вообще-то Манки был честным полицейским, а услуга, оказанная им Буркхарду, не казалась на тот момент таким уж серьезным отступлением от буквы закона.
Баркало при задержании повел себя на удивление кротко. Сам он объяснил это уважением, которое испытывает к полицейским в форме и к детективам с мешками под глазами.
– Покажите, откуда у вас можно позвонить, – сказал Баркало.
– А мне казалось, что вы иногородний, мистер Баркало, – ответил Канаан. – Только не говорите мне, что уже успели обзавестись местным адвокатом.
– Не прибыл бы я в ваш сраный городишко, не будь у меня тут друзей.
– Влиятельных друзей, – как бы невзначай бросил Манки.
– Достаточно влиятельных, чтобы открутить вам яйца!
Беседуя на этой дружеской ноте, они поехали на Темпл-стрит в район тюрьмы Пампарт, которая была нынче пуста, как распаханная могила, потому что признавшегося в своих преступлениях культового убийцы Карла Корвалиса там больше не было. Баркало провели в пустое здание. Манки зажег свет, и Баркало увидел Беллерозе, сидящего на стуле с прямой спинкой посередине комнаты. У ног Беллерозе лежал алюминиевый туб.
– А это за херня?
– Да вот, Нонни, решил тебя проведать. Хочу рассказать тебе о том, что ты попал в полосу невезения. Про то, что у тебя студия сгорела, ты, наверное, еще не слышал?
– Да ладно, она застрахована.
– Да нет, не та, что на реке. Другая – в Устье.
– У меня нет…
– Не хера со мной дурака валять, Баркало. Тут тебе ничего не обломится.
Манки принес еще один стул – точно такой же, на каком сидел Беллерозе.
– Дайте ногам отдохнуть, мистер Баркало, – сказал он.
– Видишь, Нонни, какие вежливые копы в Лос-Анджелесе? А мне это ни к чему. Здесь не моя юрисдикция. И начальства тут надо мной нет. Я частное лицо. Могу, например, переломать тебе руки и ноги, а ты даже не сумеешь обвинить меня в превышении полномочий.
Баркало сел, оскалился.
– Ну, спасибо, что рассказали про пожар. А как это случилось.
– Взорвался бензин, на котором работал генератор. Уничтожил автомобиль «линкольн». И в клочья разнес какого-то злосчастного мудака.
– Интересно, кого бы это?
– Твоего дружка и помощника Дома Пиноле.
Баркало, чмокнув, послал Пиноле прощальный поцелуй.
– Не больно-то ты удивлен.
– Ну хорошо, я не больно удивлен. Дом, бедняга, был глуповат. Я всегда говорил ему, что когда-нибудь он убьется.
– И тела в шкафу, Нонни. Баркало и ухом не повел.
– Мужчина по имени Честер Бухерлейдер. Молодая женщина, которую звали Лоретта Оскановски.
– Никогда не слышал. Это что, взломщики?
