Этот блондинчик разогрелся, бесплатно глядя на нас, а она раз – и нырнула, как подводная лодка.
Дженни и впрямь нырнула в «глубь салона так стремительно, что у нее юбка задралась чуть ли не до ушей.
– Вот она. Вот она, сучка, – прошептала она, словно, заговори она нормальным голосом, в здешней шумихе ее кто-нибудь смог бы расслышать.
– Что еще за сучка?
– Моя мачеха. Пока еще мачеха.
– Где?
– Да вот! Переходит через улицу под руку с каким-то мудаком. Та, что в шляпке и в мехах.
– Ага, вижу.
– Ах, чего бы я не отдала, лишь бы узнать, что за дела у нее с этим мужиком. И чего бы не отдал за это мой папочка!
– А что бы он отдал?
– Да все что угодно!
Спиннерен завернул за угол и успел проехать квартал как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нелли со Свистуном проходят на стоянку «Милорда».
Спиннерен вырулил на первую полосу, перегнулся через Дженни, открыл пассажирскую дверцу.
– У тебя есть деньги на такси?
– Что это взбрело тебе в голову?
– Собираюсь выполнить твое желание.
– Но не бросишь же ты меня прямо на улице?
– Тебя я взять с собой не могу. Так что если ты действительно хочешь знать, что происходит, то давай решайся поскорее. – Он полез в карман, достал кошелек, выудил две двадцатки. – Сунь деньги в лифчик и никому не показывай, пока не сядешь в такси.
Она все еще колебалась.
– Ну же, – резко сказал он.
Взяв у него деньги, она вылезла из машины.
– Как только что-нибудь узнаешь, звони мне, понял?
Свистун с Нелли прошли на стоянку. Шум бульвара здесь замер, словно кто-то внезапно крутанул ручку громкости. Позади осталось и неоновое сияние сотен вывесок и реклам. Лишь над входом на стоянку ярким желтым светом горела парочка фонарей.
Они подошли к видавшему виды «шевроле», на котором ездил Свистун. Открыв дверцу с пассажирской стороны, он пригласил Нелли в салон. В машине пахло попкорном и старыми кроссовками. Она, однако же, одернула юбку с таким видом, словно уселась в лимузин, собираясь отправиться на премьеру.
И Свистун подумал о том, когда в последний раз надевал смокинг.
Глава третья
Дом Уистлера представлял собой причудливое сооружение из кирпича и стекла, возведенное на площадке в каких-то двадцать футов в поперечнике, тогда как чуть ли не все конструктивные его части нависали над обрывом в два яруса, первый из которых носил название Ирландской террасы, а по второму, именуемому бульваром Кахуэнго, сплошным потоком бежали машины.
Припарковав «шевроле», он хотел было помочь Нелли, но она и сама уже выбралась из машины и, дожидаясь его, встала под джаракандой.
– Вам, Уистлер, не надо строить из себя поэта-кавалера. Но и в шоферы я вас тоже не нанимала.
– Ничего не могу с собой поделать. Что-то такое от вас исходит.
– А, ну конечно. Ладно, постараюсь держать себя в рамках. – Она пропустила его вперед по пешеходной дорожке, ведущей к дому. – А это ваш дом или вы его снимаете?
– Он мой, иначе бы меня здесь не было.
– Не поняла.
– Летом я боюсь, что сюда по склону спустится лесной пожар. Зимой я боюсь, что дожди смоют меня вместе с домом прямо на проезжую часть дороги. А летом и весной я боюсь, что начну разгуливать во сне и свалюсь с балкона.
Он отпер дверь, включил свет. Одновременно загорелись люстра в холле и три или четыре лампы в гостиной. Войдя и впустив Нелли, Свистун закрыл дверь.
– А кто-нибудь отсюда уже падал?
– Однажды было такое. Но мне наплевать, потому что свалился порядочный негодяй.
Она вышла на середину комнаты и огляделась по сторонам. На мгновение он испугался того, что он начнет прибираться в его всегдашнем бардаке, но вместо этого она села в кресло-качалку, скрестила ноги и переплела руки с таким видом, словно была королевой, находящейся в собственной опочивальне в ожидании того, что ей подадут чай.
Да, исходит от нее что-то такое, подумал Свистун. Эту женщину можно выбросить на дорогу в охваченном войной городе, а она все равно будет выглядеть высокомерно и величественно, возвышаясь
