пошлепал по сырому песку к чугунным воротам. Открыл их и очутился у черного даже во тьме бассейна, бушевавшего сейчас куда сильнее, чем море.
Еще не успев приблизить лицо к оконному стеклу, он разглядел, что все в гостиной забрызгано алым, а на диване и на ковре, подобно тряпичным куклам, валяются тела.
Раздвижные двери оказались заперты. Схватившись за ручку, он принялся расшатывать их, одновременно пиная ногой алюминиевую окантовку, пока наконец внутренняя задвижка не слетела с петель, дав ему возможность проникнуть в дом. Он шагнул в комнату и застыл, глядя на Янгера, который безмолвно и неподвижно сидел на диване и, в свою очередь, смотрел на Свистуна.
В дверь позвонили.
Никто не шевельнулся.
Янгер и глазом не моргнул.
Свистун услышал шаги у себя за спиной. Откуда-то сзади метнулся луч карманного фонарика и замер, упершись в лицо Янгеру.
А Янгер и тут не моргнул.
– Руки вверх, – сказал за спиной у Свистуна помощник шерифа.
В ту же минуту, когда Канаан вошел в кофейню, Боско понял, что произошло нечто страшное. Самое страшное.
– Свистун здесь? – спросил Канаан, даже не посмотрев в нишу у окна, где, как правило, сидел, приходя к «Милорду», Свистун.
– Что с тобой, Айзек? Ты что, сам не видишь, что его тут нет?
– А где же он?
– Откуда мне знать? Он ведь не всегда мне докладывает, куда идет и чем собирается заняться.
– Но ведь он должен прийти с минуты на минуту, не правда ли? Я хочу сказать, ведь он же всегда приходит примерно в это время.
– Да что с тобой, Айзек?
– Ты что-нибудь припрятал под стойкой?
– Опять не понял.
– Свистуну надо будет выпить, когда я расскажу ему то, что должен рассказать.
– Свистун не пьет.
Они стояли, глядя друг на друга и играя друг с дружкой в молчанку. Того, что Канаан не рассказал, а Свистун не услышал, словно бы и не случилось. И не случится, пока один не заговорит, а другой не услышит. Надо одному остаться немым, а другому глухим, и тогда время остановится.
– Что же может произойти такое страшное, чтобы ему понадобилось выпить? – в конце концов спросил Боско.
– И мне понадобится. Мне это нужно прямо сейчас, – сказал Канаан.
– У меня есть коньяк.
– На два пальца в кофейную чашку и кофе до самого верха. А потом принеси за столик, договорились?
Он медленно, осторожно повернул голову, словно в страхе перед тем, что, пока они разговаривали, Свистун проскользнул мимо них и уже уселся на свое всегдашнее место в нише.
Канаан проследовал в нишу и сел за столик. Снял шляпу. Никто из присутствовавших в кофейне еще ни разу не видел, чтобы Канаан снимал шляпу.
Темя у него оказалось практически лысым. Волосы располагались по кругу, как у монаха с пробритой тонзурой. Сзади на черепе косо сидела кипа.
– Никогда не думал, Айзек, что ты так религиозен, – заметил Боско, подав ему кофе с коньяком.
– Это на память.
– И давно ты ее носишь?
– С тех пор как убили мою племянницу.
– Тебе не нужны такие памятки, ты этого и так никогда не забудешь, – сказал Боско.
– Да, не забуду. Такое никогда не забываешь. Никогда. Никогда. Никогда.
– Фэй умерла, верно?
Канаан отхлебнул из чашки.
– Ее убили, верно?
Канаан поднял взгляд и едва заметно кивнул.
– И это сделал Янгер?
– Не знаю. Не знаю, кто это сделал. Эксперты сейчас на месте преступления. Может быть, собранные ими материалы изобличат кого-нибудь, а может быть, и нет.
– И где это произошло?
