– И что еще? – В каком смысле?
– Наверняка должно быть что-то еще. Иначе с какой бы стати вы дали против него показания на суде? Почему вы позволили упечь его на пятнадцать лет, когда от вас требовалось только одно: показать, что во время убийства официантки он был с вами?
На мгновение она вроде бы испугалась, словно ожидая, что Свистун сейчас покарает ее за тогдашнее лжесвидетельство. Потом искоса посмотрела на него.
– Да и кто бы мне поверил? Вы ведь знаете, что они из меня сделали!
Она переменила позу, закинула ногу на ногу. Ее поведение и даже внешность, казалось, претерпели внезапную перемену: словно она была акробаткой или фокусницей, умеющей, едва пошевелив губами, изменить размер собственной груди или форму бедер. Сместившись в кресле всего на дюйм, она как будто изловчилась показать себя ему голой, хотя ее платье по-прежнему оставалось лишь несколько выше коленей.
– И, кроме того, на нем же были и два других убийства. И те были по-настоящему чудовищны!
– Но если бы защите удалось поставить под сомнение одно из убийств, тем самым были бы поставлены под сомнение и оба другие.
Сказанное им явно не понравилось Шарлотте. Это только усугубляло ее чувство вины.
– А кто вы, собственно говоря, такой? – спросила она.
– Я друг бывшей жены Дюйма Янгера. Мне безразлично, виновен был Янгер или не виновен. Я разыскиваю мальчика.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросила она. -Впрочем, у меня нет ничего крепкого. Только пиво.
– Я бы, если вы не против, выпил кофе.
– Сейчас сварю.
Она поднялась с места и вышла из комнаты.
На кофейном столике лежал большой альбом с фотографиями. Свистун взял его и принялся перелистывать.
Его внимание привлек цветной снимок восемь на десять дюймов: женщина с платиновыми волосами, ярко накрашенным ртом, длинными черными ресницами, густым театральным гримом и с мушкой на губе.
Он не сразу сообразил, что это Шарлотта Дживерн. Потом вспомнил, чем именно она зарабатывала себе на жизнь в Новом Орлеане и в других местах; эти обстоятельства получили огласку на суде. Ее на сей счет весьма бесцеремонно допрашивали.
На следующем крупноформатном снимке Шарлотта была запечатлена во весь рост: голое тело в каких- то крошечных серебристых перышках. Были и другие снимки, на которых ее наряд оказывался еще более призрачным. А на одной фотографии она была полностью обнажена, если не считать пары туфель на каблуке-шпильке.
Имелись здесь и несколько рекламных листовок, призывающих не пропустить выступление Беб Ребобзы в бурлеск-клубе на Бассейной.
Услышав дробь ее каблучков по паркету, он поспешил закрыть альбом.
Она внесла поднос с уже наполненными кофейными чашками, с кувшинчиком молока и с полудюжиной пакетов сахарина.
– Может, вам нравится послаще, но настоящего сахара у меня нет.
Она села, надорвала один пакет, высыпала его содержимое себе в чашку, добавила молока, перемешала серебряной ложечкой, отложила ее в сторону и поднесла чашку к губам.
– Вам известно, где сейчас сын Янгера? – спросил Свистун.
– Понятия не имею, – резко ответила она.
– Ваша сестра рассказывает, что она приехала в Рысцу Собачью и забрала мальчика у старика Янгера, а потом ее муж, Босли, повез вас и мальчика в Калифорнию.
– Это правда.
– Босли домой так и не вернулся.
– Да уж, к моей сестрице. Так вы ее видели?
– Значит, Босли отвез вас и мальчика в Калифорнию, а домой не вернулся.
– Я его не съела.
– Кого?
– Босли.
– А что насчет мальчика?
– Его тоже. – Вид у нее вновь стал испуганный. -Он убежал от меня.
Свистун придвинулся к ней вплотную, посмотрел с максимальным сочувствием, какое ему удалось изобразить на лице.
– А зачем вы вообще в это впутались?
– Он меня по-прежнему волновал. Янгер и все, что с ним связано. Жена его с ребенком возиться не захотела. Спихнула его на этого страшного старика. Я решила забрать мальчишку и позаботиться о нем до
