из джунглей, героини телесериала пятидесятых, который не раз прокручивали и в последующие десятилетия. Она полюбила Шину еще маленькой девочкой в те дни, когда телевизор был ее единственным собеседником, от которого не исходило ни малейшей угрозы. Но поскольку она не была пышногрудой блондинкой шести футов роста, в отличие от героини телесериала, то, повертев так и сяк, выбрала в конце концов имя Дианы, богини охоты. И хотя, как она сама говорила, это имя было для нее, польской вертихвостки, чересчур шикарным, в нем все же содержалось определенное послание, адресованное сильному полу.

Однажды, субботним вечерком, она отправилась на соревнования по борьбе в Джерси-сити и там познакомилась с человеком, снявшим ее, чтобы отпраздновать победу Халка Хогана над Дьяволом в маске. После чего этот мужик решил выпотрошить ее – в финансовом смысле слова, – обзывая драной полячкой и осыпая пощечинами. Она перерезала ему горло его же собственной бритвой, что, разумеется, было вынужденной самообороной.

В ту же ночь Диана выехала в Голливуд, решив, что почва в Нью-Джерси – при всей приятной прохладности тамошнего климата – уже горит у нее под ногами. В особенности потому, что из трактира она вышла вместе с мужиком, – которого затем, пусть и в порядке вынужденной самообороны, убила, – на глазах у офицера полиции нравов Мика Мэлона, который давно невзлюбил ее из-за того, что она отказывалась обслуживать его бесплатно.

В первую же ночь в Голливуде она подкупила натурой бармена из коктейль-холла на Сансет Стрип, метрдотеля из ресторана на Беверли Хиллз и владельца кофейни в районе Мелроуз. И сразу же приступила к работе среди здешнего люда – среди писателей, шикарных потаскух, церковных проповедников и частных детективов.

По воскресеньям она ходила в церковь, а по субботам – иногда – и на исповедь. Иногда, особенно остро захотев чего-нибудь, она даже молилась, но не бывала ни удивлена, ни разочарована, когда ее молитвы не сбывались. Время от времени она работала добровольной помощницей в больницах, госпиталях и прочих благотворительных, как правило, учреждениях и в конце концов остановила свой выбор на лос- анджелесском хосписе, потому что ей было известно, что здесь содержат умирающих.

Диана и Кении Гоч познакомились и подружились на панели.

И вот Диана сидела на диванчике в ординаторской.

Мэри Бакет, сложив руки на груди и склонив голову набок, стояла в дверном проеме и смотрела на проститутку. Вид у сиделки был при этом такой, словно она измеряла ей температуру тела или кровяное давление.

– Нормально себя чувствуешь? – спросила Мэри.

– Малость получше, – ответила Диана.

– Выходить с утра на работу, проработав ночь на панели, это, наверное, не слишком разумно, – рассудительно сказала Мэри.

Диана резко посмотрела на нее, чуть не вступила в перепалку, но одумалась, сообразив, что Мэри не осуждает ее, а всего-навсего думает вслух.

– Я не всю ночь проработала. Я вчера быстро управилась.

Бакет подумала о том, что должны означать слова 'быстро управилась' – двух клиентов, трех или только одного. Она знала, что Диане хотелось бы внушить ей, будто она является эскорт-девушкой экстракласса, своего рода сексуальной помощницей, не обладающей лицензией целительницы, которая помогает мужчинам избавиться от функциональных расстройств, антрепренером, преуспевающей деловой женщиной, носящей шелковые трусики и черный поясок вместо приталенного костюма и эластичных колготок и набивающей сумочку презервативами, а не документами… Но куда ты денешься, подумала Мэри, глядя на Диану, – необразованная красотка, охочая до всяких пакостей, которой просто-напросто подфартило, когда она прибыла в Голливуд.

– Вид у тебя неважный, – сказала Мэри. – Для меня это шок.

– Ты такое видывала и раньше. – Мы с Кении дружили. Мы познакомились на панели.

– А я и не знала.

– Иногда он носил красные платья и сандалии из крокодиловой кожи. – Вспомнив об этом, она хохотнула. – И, приодевшись в женское платье, называл себя Гарриэт Ларю. Он так и не мог для себя понять, кем был. – Она слегка нахмурилась. На лице у нее можно было прочитать любую мысль и малейшую эмоцию. – Мужчины и женщины, мальчики и девочки, собаки и кошки, – он любил все и вся просто потому, что ему хотелось, чтобы все его тоже любили.

Каждый норовит приписать свои слабости и пороки другому, подумала Мэри. И у всех имеются на то причины. И слишком большая потребность в любви И способность любить – первая среди таковых.

– Эта-то неразборчивая любовь его и сгубила, – сказала Мэри, сказала круто и прямо, не выказывая осуждения, а всего лишь констатируя факт. Такими сентиментальными песенками она была сыта по горло. – Надо бы тебе отправиться домой.

Свистун блаженно ухмылялся с закрытыми глазами, а ветер сквозь раскрытую дверь доносил запах далеких соленых морей и экзотических цветов, благоухающих на их берегах.

– В дверь пахнуло ветром семидесятых, – по-прежнему не открывая глаз, сказал Свистун.

– Нет, то Майк Риальто в зеленом больничном халате с чужого плеча, – возразил Боско.

Свистун живо раскрыл глаза. Риальто уже подсел к столику.

– А мне плеснете? – спросил Риальто, жадно посмотрев на кофейник.

Боско придвинул к нему собственную чашку, к которой не успел прикоснуться.

– Похоже, тебе это нужно.

Риальто обеими руками схватил чашку и выпил ее залпом. Кофе был черен и обжигающе горяч, но он этого даже не заметил.

– Это благодеяние. Я никогда не забуду об этом, – сказал Риальто.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату