специализирующегося по сексуальным преступлениям против несовершеннолетних, в обе щеки.
– Значит, новости этого Кении Гоча касаются Айзека? – спросил Боско.
– И самым опасным образом. Это связано с делом, из-за которого он не спит уже столько лет, – по- прежнему вполголоса произнес Риальто; неужели он и впрямь думал, будто Канаан – с такого расстояния и сквозь толстое стекло витрины – расслышит его слова?
Свистун сразу же побледнел, облизал губы, как будто борясь с внезапным приступом тошноты.
– У Кении Гоча информация насчет Сары? – едва слышно спросил он.
– Он сказал своему родственнику – и моему приятелю – Эбу Форстмену, что знает человека, который ее похитил.
– А не сказал ли он, что присутствовал при всем, что предшествовало ее убийству?
– Об этом я ничего не знаю. У меня не было шанса спросить у него. Когда я вошел в палату, он спал. Я поговорил с ним, надеясь, что это его разбудит. Затем решил малость растормошить его, а он перекатился на спину и блеванул мне в рожу.
– Значит, тебе он вообще ничего не сказал? А только твоему приятелю Эбу, не так ли? – Свистун начал раскладывать информацию по полочкам. – Вообще ничего?
Риальто покачал головой.
– Значит, если бы ты и собирался рассказать что-нибудь Айзеку, рассказать тебе было бы все равно нечего?
И вот все трое расслабились, откинувшись на спинки кресел, словно кто-то принял за них важное решение. Если тебе нечего сказать, то и говорить незачем.
И вновь все трое посмотрели в окно. Канаан уже переходил через улицу, поворачиваясь то налево, то направо, заговаривая то с тем, то с другим, хотя сидящим в кафе его слов, разумеется, слышно не было. Он был в рубашке с длинными рукавами и в жилете, куртка, по случаю хорошей погоды, была переброшена через плечо, а шляпа, которую он никогда не снимал и под которой скрывалась еврейская кипа, конечно же, красовалась на голове.
– Рассказать ему то, что сообщил мне Эб, или нет? – спросил Риальто.
– Он и без того с ума сходит, – ответил Свистун. – Советую тебе просто-напросто забыть обо всей этой истории. Забудь о признании Кении Гоча, тем более, что и слышал ты его только с чужих слов. Я сам ничего не скажу Айзеку. Можешь быть уверен.
А Канаан уже поднялся на тротуар. Через несколько секунд он окажется в кофейне.
– Ничего не говорить Айзеку про что?
– Про все, – ответил Свистун. – Просто хотел проверить твой пресловутый слух, – объяснил он уже подошедшему к столику и задавшему последний вопрос Канаану.
Канаан самым тщательным образом скрывал от окружающих одно обстоятельство: уже несколько лет назад он утратил слух и заставил себя научиться читать по губам, из-за чего и пошла молва о том, что его слух обладает сверхъестественной остротой. Никто не замечал, что порой, отвернувшись или забывшись, он не отвечал на заданный в упор элементарный вопрос.
– Муха, пролетая над грузовиком, пукнет – я и то услышу, – сказал Канаан. -Так что нечего меня дурачить. Кто такой Кении Гоч и в чем именно он признался?
– Господи, ну и типчик, – в сердцах воскликнул Боско. – Хочешь кофе?
– Только что сваренного и в чистой чашке.
– Чего-нибудь съешь?
– Гамбургер с бобами.
– Гамбургер под бобовым соусом?
– Гамбургер и бобы под бобовым соусом. – Канаан смерил Риальто холодным взглядом. – Сбежал из сумасшедшего дома, выдаешь себя за доктора или это у вас, у сутенеров, теперь такая униформа?
– Не надо разговаривать со мной в таком тоне, сержант Канаан, – ответил Риальто. – У меня было скверное утро, а если меня будут оскорблять, то настроение от этого не улучшится.
– Ну-ка, давай прикинем, что именно из сказанного мной было для тебя оскорбительно?
– Мне пора. Я неважно себя чувствую. – Риальто встал из-за столика. – Садись на мое место и смейся на здоровье.
Он вышел из кофейни и поплелся по бульвару в сторону автостоянки.
– Сговорились? – Канаан аккуратно сложил куртку и повесил ее на ручку кресла. – Так что же все-таки вы решили утаить от меня? – Он сел, сложил руки на коленях, подался вперед. – Итак, Кении Гоч?
– А вы были с ним знакомы?
– Имя я смутно припоминаю.
– А такое имя, как Гарриэт Ларю?
– Педерастик в красном платье и в сандалиях из крокодиловой кожи?
– Я и вообще принимал его за особу женского пола, пока Майк Риальто не сообщил мне о том, что он умер, – сказал Свистун.
– Неужели?
– И Боско тоже держал его за девочку.