совершенно необоснованно.
Господи! Чего она ожидала от своего отца? Чтобы он отринул всех остальных и она одна пользовалась его безраздельной привязанностью? Насколько он мог судить, Гарри ни в чем не отказывал дочери. У нее была лошадь, стоившая столько, сколько среднему человеку хватило бы на три года беспечальной жизни. Ее гардероб обходился, как однажды признался Гарри, более чем в тысячу пятьсот фунтов в год. А уж о выезде и говорить нечего: он мог поспорить с королевским.
Размышляя обо всем этом, Томас взялся за утреннюю почту, скопившуюся на письменном столе. Его взгляд уловил что-то зеленое. Томас замер, чувствуя, как растет его волнение, и мгновенно выхватил оливково-зеленый конверт из пачки писем. В свете газовой лампы сверкнули золотые буквы герцогской печати. И тут все мысли вылетели у него из головы — на него накатил яростный гнев.
Луиза, будь она проклята! Почему эта чертова женщина не может оставить его в покое? С него вполне достаточно и одной красивой, эгоистичной, способной интриговать молодой женщины. Даже послать ее к черту было для него сейчас слишком обременительно!
Томас не стал читать письмо. Как и предыдущее, оно нашло безвременную кончину в ревущем огне камина.
Амелия расслышала знакомые шаги, приближающиеся к двери кабинета. Сделав глубокий вдох, она мысленно приказала себе успокоиться.
Желудок ее сжался, как только она увидела его. Одетый во все синее, он выглядел особенно красивым. Это не первое красивое лицо, которое ей довелось видеть. Так почему, ради всего святого, ее реакция на него была такой бурной, исходившей из глубины ее существа?
Войдя, он заговорил не сразу, но нашел и удерживал ее взгляд, пока шел к ее письменному столу. Потом остановился возле него, и теперь их разделяло всего несколько футов. Ею овладело необъяснимое паническое чувство, которое она изо всех сил пыталась подавить.
— От меня ещё что-нибудь требуется? Мне надо закончить вчерашнюю работу, — сообщила она с высокомерием, доведенным до блеска каждодневной практикой.
— В пятницу утром мы отправляемся в Лондон вместе с моей матерью и сестрами.
Складка между бровями и напряженный рот свидетельствовали о том, что эта перспектива его отнюдь не радует.
— Мы? Я тоже поеду?
— Ну разумеется. Не могу же я оставить вас здесь одну, — пробормотал он тоном, столь же мрачным, как его настроение.
— Если эта перспектива так неприятна для нас обоих, зачем мне ехать? И как вы полагаете, что именно я могу сделать, когда вы уедете? Сбегу с вашим фамильным серебром?
Это была самая длинная ее речь, с которой она обратилась к нему за месяц.
— Нет! Но не исключаю, что вы можете сбежать с одним из слуг, — огрызнулся он.
Этот коварный намек на Джозефа Кромуэлла, отец которого владел двумя крупными текстильными фабриками, заставил Амелию покраснеть. Она сделала усилие, чтобы ее голос не выдал того, насколько она уязвлена.
— Я полагала, вы уже усвоили, что мой интерес сосредоточен на представителях купечества и обедневших аристократах. И конечно, вы, милорд, меньше чем кто-либо другой можете иметь что-то против представителей рабочего класса. Потому что, как я слышала, вы пользуетесь услугами женщин, осмелюсь сказать, занимающихся определенного рода ремеслом.
Напряжение мышц вокруг его рта стало еще заметнее, и он едва слышно хмыкнул:
— К чему такая скромность, Принцесса? Вы ведь уже обвинили меня в том, что я побывал в постелях всех шлюх в Лондоне! Но на этот раз я хочу избавить вас от ложных представлений. Несмотря на вашу убежденность, скажу, что никогда не пользовался услугами продажных женщин.
Амелия с трудом удержалась от смеха.
— Неужели вы не имеете любовницы? И не платите за ее заботы о вас?
Глаза виконта сузились.
— Надеюсь, вы не пытаетесь приравнять любовницу к обычной шлюхе?
— Нет, конечно, не к обычной. Я полагаю, что у любовниц перспективы богаче, и, пока длятся их отношения с джентльменом, они обслуживают его одного. Но готова поспорить, что цена их хороших манер, интеллекта и красоты непомерно высока.
Несколько секунд лорд Армстронг не произносил ни слова и только потрясенно смотрел на нее, не отводя взгляда.
— Господи! Да, похоже, вы кое-что знаете о любовницах. Подумываете сами о подобной карьере?
Было очевидно, что он сказал это с намерением оскорбить. Но Амелия не проглотила наживки.
— Возможно, я молода, но не наивна. Хотя в обществе о таких вещах говорят шепотом, это не является тайной.
С непринужденностью близкого знакомого виконт сдвинул документы на столе в сторону и уселся на него, на ее письменный стол, на расстоянии волоска от нее и принялся болтать одной ногой в то время, как другая прочно стояла на полу.
— А единственная вещь, обходящаяся дороже любовницы, — это жена. Но я мог бы завладеть вами, не беря вас на содержание как любовницу и не заключая с вами помолвки. И что вы на это скажете?
Он говорил тихо, в тоне его прорезались интимные нотки, и потому его вопрос прозвучал особенно дерзко.
Амелий кипела от возмущения, которое вот-вот грозило выплеснуться на поверхность. Она сделала неловкое движение и случайно коснулась рукой ярко-синей ткани его панталон. И чуть не вскочила со стула. Но гордость удержала ее на месте. Она дважды отвечала на его поцелуи, и он полагал, что теперь она покорно ляжет к его ногам?
— Не льстите себе.
Он рассмеялся, и в его смехе слышалась легкая хрипота. От этого звука по ее телу пробежала дрожь.
— Ну, Принцесса, как я понимаю, вы хотите уязвить меня.
Он смотрел на нее в упор и так пристально, что, казалось, видит все ее слабости и собирается использовать к своей выгоде каждую из них. Внезапно Амелия испугалась.
Более того — пришла в ужас!
— Докажите это, — ответил он шепотом, и глаза его вызывающе сверкнули.
— Прошу прощения?
Амелия, смущенная и раскрасневшаяся, недоуменно заморгала.
— Докажите, что я не смогу вас заставить пожелать меня.
— Я-я… вовсе не должна ничего доказывать.
Он ответил с коротким смешком:
— О, я не так уж в этом уверен.
И тут его рука оказалась у нее на затылке, он привлек ее ближе к себе и опустил голову.
Она с легкостью могла вырваться из-под его руки и разом покончить с этим безумием. И тогда не потребовалось бы никаких позднейших повторных обвинений. Но она этого не сделала и продолжала молча смотреть на него, а он привлекал ее ближе к себе, и глаза его гипнотизировали ее своим пристальным взглядом. Никогда еще она не была средоточием такого пламени. И никогда не была так околдована мужчиной.
И туг он выпустил ее, внезапно отдернув руку. Он спрыгнул со стола и смотрел на нее с удовлетворенной улыбкой на губах, поцелуев которых она так отчаянно жаждала.
— Видите, я уверен, что уже мог бы овладеть вами сто раз самыми разными способами, — сказал Томас, пряча руки глубоко в карманах, чтобы скрыть их дрожь.
Они дрожали от желания привлечь ее в свои объятия, уложить на пол и овладеть ею любым из известных способов — прямо, сбоку, сзади. Все равно как, лишь бы усмирить невыносимую жажду обладать ею, в последний месяц пожиравшую его заживо.
Он отвернулся, чтобы не показать ей этого, будь проклято его очевидное возбуждение.
