водой, необходимой для уборки и готовки. В день приезда преподобного меня послали за корнеплодами для тушения. Я сидела в погребе и с мрачным видом перебирала яблоки в корзине. Через крышку погреба проникал слабый свет, и в дальнем конце сгустились темные тени.
Я была не на шутку огорчена, что меня исключили из компании в тот вечер, потому что приехать должен был не только преподобный отец, но и старший брат Маргарет — Аллен. Овсяная каша, съеденная на завтрак, прокисла у меня в желудке и стояла колом. Я взглянула на яблоко, лежащее у меня в фартуке. Жемчужная мякоть внутри месяцами оставалась неизменной, а вот кожура потемнела, будто покрылась ржавчиной. Я надкусила яблоко, и белая мякоть стала желто-коричневой, словно над головой пробежала тень.
Еще не стемнело, когда нам с Ханной дали еды и отправили в комнату Маргарет, но преподобный Нейсон появился на пороге дома лишь на закате дня. Маргарет показала мне щель в стене, которую можно было использовать как глазок. Зажав Ханне рот рукой, я припала к глазку. Преподобный оказался человеком внушительного роста, но с непомерно маленькой головой. Лицо было бледное и блестело, будто его смазали яичным белком. Глаза глубоко посажены, а уши слишком маленькие и аккуратные для такого крупного мужчины. Он был похож на гигантский батон, для выпечки которого пекарь не поскупился на дрожжи. И все же я затаила дыхание, ибо он так внимательно рассматривал комнату, что у меня почти не было сомнений — он непременно заметит мой прижатый к щели глаз. От пастора ничего не ускользнуло: он ощупал скатерть и салфетки на столе, проверил крепость ножек каждого стула, взвесил на руке оловянные кружки.
Вслед за ним вошел Аллен, и мне он сразу не понравился. От отца он унаследовал темные волосы и высокий лоб, но лицо у него было узкое, как у хорька, и полные губы не вязались с глазами, которые были слишком близко посажены и очень его портили. У кузена был вид человека, который только что съел хлеба, смоченного в уксусе, и я решила, что ему, наверное, нравится мучить маленьких детей и животных.
Преподобный похвалил тетушкину стряпню, приведя в оправдание своего обжорства цитату из Библии.
— Как ты знаешь, хозяйка Тутейкер, — сказал он, роняя пищу изо рта на стол, — в Книге пророка Исайи, в главе двадцать пятой, в стихе шестом, милость Господня тоже проявляется через трапезу из тучных яств. Воистину такое пиршество — достойное дополнение праздника души, который дарит нам Слово Господа.
Можно было подумать, что тетя угощала его ангельской пищей, а не старой острой бараниной, зажаренной на вертеле. Он жевал, выковыривая хрящи и жир, застрявшие между зубами, и вытирал руки о штаны. Благоговея перед звуком собственного голоса, преподобный закрывал рот, только чтобы проглотить пищу. А поскольку дяде и Аллену очень хотелось вставить в разговоре свое слово, то каждый из них начинал говорить, когда другой еще только-только заканчивал фразу. Иногда все трое говорили одновременно, как голландские купцы в базарный день.
Я уже устала подглядывать, когда услышала, как преподобный сказал:
— Кажется, эпидемия оспы пошла на спад. В прошлом месяце умерли всего шесть человек. Трое — из квакерской семьи, один из которых был беглецом. Слава Всевышнему, что он избавил нас от еще трех еретиков.
— А не слышали, как обстоят дела в соседних городах? — спросила тетя, сжав в руке салфетку.
— Нет, не слышал, хозяюшка Тутейкер. Суровая погода сделала нас узниками наших домов. Но недавно я получил письмо от собрата-теолога из Бостона. Он пишет, что и к ним пришла оспа. И еще какие-то… непонятные беспорядки. — Он замахал руками, растопырив пальцы, изображая разлетающихся птиц.
— Беспорядки? — переспросил дядя и помрачнел.
— Черная магия. Колдовство и заклинания. Мой коллега считает, что оспа есть следствие падения нравов и влечет за собой распространение черной магии. Так болото источает вредные испарения. Друг напоминает мне о случае, который произошел в Южном Бостоне менее двух лет назад. Тогда начало эпидемии оспы совпало с чудовищной порчей, насланной на некоего Джона Гудвина, каменщика по профессии, и всю его семью. Я говорю «чудовищной», поскольку именно так выразился Коттон Матер в своих записках о женщине по имени Гловер, которую обвинили в случившемся.
Желая произвести впечатление, дядя велел Маргарет встать перед преподобным и не без гордости сказал, что научил дочь, как распознать ведьму. Преподобный жестом велел ей подойти ближе:
— Ну-ка, милое дитя, расскажи мне, что ты знаешь.
Маргарет стала перечислять признаки:
— Во-первых, добровольное признание в преступлении.
— Как написал Перкинс: «Не хочу сказать, что одного признания достаточно, но признания после должного расследования…» — перебил ее преподобный.
Он похлопал девочку жирной ладонью, и рука его задержалась на ее плече — черная ворона на белом снегу.
Маргарет продолжала:
— Во-вторых, если обвиняемая не признается…
Преподобный стал мять плечо:
— Тогда нужны показания двух свидетелей. Которые должны предоставить доказательства.
Аллен подался вперед и спросил:
— Какие доказательства?
Преподобный отпустил плечо Маргарет и начал загибать пальцы:
— Обвиняемую видели в компании дьявола, явившем себя посредством черной магии или колдовства. У обвиняемой есть дух, например собака или другое существо, которое помогает ей в колдовстве. Обвиняемая наложила проклятие или колдовской наговор на обвинителя или на его имущество. Подозрение также должна вызывать ворожба и менее значительные формы колдовства, такие как передвижение предметов по комнате.
Я взглянула на дядю и вспомнила, как он достал перо у меня из уха. Дядя сделал знак, чтобы Маргарет села на место, и сказал:
— Я сам успешно разрушил наговор ведьмы, прокипятив воды жертвы.
Преподобный вынул из кармана небольшую потрепанную Библию и сказал:
— Это, доктор Тутейкер, называется использованием дьявольского щита для защиты от дьявольского меча и не сойдет вам с рук, если вас привлекут к ответу. Существует только один способ борьбы с черной магией — при помощи Слова Божьего. И заметьте, это единственно законный способ действия. — Он швырнул Библию на стол. — Это молот Господа нашего, который разобьет дьявольский меч навсегда. Ничего хорошего не будет оттого, что вы прокипятите мочу в котле, хоть и с благой целью. — Он строго посмотрел на дядю, который до конца ужина не открыл рта.
Преподобный отец отправился восвояси поздно, и, когда он встал из-за стола, с него тучей посыпались крошки. Я выбралась из убежища и предстала перед старшим кузеном, который сердито меня оглядел. Скрестив руки на груди и склонив набок голову, он как будто к чему-то прислушивался, и мне стало ясно, что я ему не понравилась, так же как и он мне. Что-то в нем вызывало во мне чувство, будто я надкусила неспелую грушу, крепкую, как косточка, и у меня заболели передние зубы.
Он обернулся к отцу и сказал:
— Тебе не кажется, что держать их здесь опасно? В конце концов, все знают, что Том и вся его семья — переносчики заразы.
Я почувствовала, как от гнева у меня налилась кровью шея и зарделись щеки. Я опустила голову, чтобы никто не видел моих истинных чувств. Отец с сыном закурили трубки, и, подымив изрядно, Аллен положил руку на спинку стула, на котором сидел его отец, и сказал, обращаясь ко мне:
— Когда твой отец впервые явился в Биллерику, он привез с собой оспу. И сомнительное прошлое.
— Мой отец ничуть не хуже других, — ответила я, чувствуя, как мое сердце сковывает черный лед ненависти.
В эту минуту я подумала, не это ли имел в виду дядя, когда говорил, что у моего отца руки в крови.
Аллен нагнулся, и наши глаза встретились.
