Аллен Тутейкер, около двадцати двух лет от роду, показал следующее.
Приблизительно прошлым мартом между Ричардом Кэрриером и мной возникла ссора, и означенный Ричард схватил меня за волосы и повалил на землю, чтобы избить. Я потребовал, чтобы он дал мне встать, а когда я встал на ноги, чтобы ударить его, то упал навзничь на землю и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой…
Однажды она, Марта Кэрриер, хлопнула в ладоши у меня перед носом, и через день или два я потерял телку-трехлетку, потом годовалого бычка, а потом корову. Потом случилась еще одна мелкая ссора, после чего я потерял еще одного годовалого бычка. И мне не известно ни одной естественной причины, которая бы вызвала смерть бедных созданий, но я всегда боялся, что это дело рук моей тетки и ее злой умысел…
Показания Фиби Чандлер, двенадцати лет от роду, свидетельствуют, что примерно за две недели до того, как Марта Кэрриер была препровождена в Салем для допроса, в воскресный день, когда все распевали псалмы, указанная Марта Кэрриер схватила меня — так говорит свидетель — за плечо в молитвенном доме и начала трясти и спрашивать, где я живу, но я ей ничего не ответила (поскольку была уверена, что она меня знает, ибо некоторое время она жила по соседству с моим отцом, чей дом был на той же стороне дороги)… А в тот день, когда означенная Марта Кэрриер была арестована, моя мать попросила меня отнести пиво людям, работавшим в поле, и когда я подошла к забору, то услышала голос, доносившийся из кустов (я узнала голос Марты Кэрриер, который был мне хорошо знаком), но никого не было видно. Голос спросил, что я здесь делаю и куда иду, и это очень меня испугало.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Затем начался суд над моей матерью.
Ричард, наблюдавший за арестом матери с сеновала в амбаре, прошел пешком за констеблем несколько миль на север по Бостонскому тракту, а потом на юг по Салемской дороге до развилки у молитвенного дома. Еще не было семи часов, но, когда телега проезжала мимо общественного парка, небольшая группа зевак собралась, чтобы поглазеть, как увозят мать. Все молчали. Никто не выкрикнул ни одного бранного слова, ни одной угрозы, но и не призвал к милосердию и жалости. По пути к лугу Миллера люди выходили из своих домов или прекращали работу на поле и смотрели на проезжающую мимо телегу, а потом бежали к соседям, чтобы сообщить новость: они видели андоверскую ведьму.
День выдался жарким, и констебль, рыхлый мясистый мужчина, часто прикладывался к фляге с водой, но ни разу не предложил попить арестованной. Ричард не догадался прихватить с собой флягу, и, когда телега проезжала по небольшому мосту через Комариный ручей, он набрал воды в свою шляпу, подбежал к телеге, чтобы дать матери напиться. Джон Баллард рявкнул, погрозил Ричарду кулаком и сказал, что свяжет его по рукам и ногам и бросит на телегу, если он посмеет еще хоть раз подойти к арестованной. Ричард шел вслед за повозкой все семнадцать миль, пока она не въехала на притихшие от страха улицы Салема.
Рассказ Ричарда о допросе был скуп, но позднее мы своими глазами увидели место, где выносились постановления суда. Квадратный в плане молитвенный дом деревни Салем возвышался на каменном фундаменте. С трех сторон были узкие двери, распахнутые настежь, чтобы беспрепятственно приводить и уводить обвиняемых, их жертв, соседей, дававших показания, а также чтобы обеспечить проход многочисленным любопытным, съехавшимся из городков и деревень Эссекса и Мидлсекса.
Мать вытащили из телеги и ввели в молитвенный дом со связанными руками. Ричард попытался войти, но констебль велел ему ждать во дворе и не мешать судьям. Ричард встал позади толпы, но, так как его рост превышал шесть футов, он хорошо видел, что происходит внутри. Как только мать ввели в здание, судьи дали констеблю знак, и тот провел ее вперед и поставил перед тремя мужчинами, чьи имена были хорошо известны в Салеме и за его пределами, — Бартоломеем Гедни, Джоном Хоторном и Джонатаном Корвином. Джон Баллард подписал ордер, развязал веревки на руках матери, козырнул судьям и вышел, оставив ее перед судилищем.
Слева от нее, закованные в кандалы, стояли несколько мужчин и женщин, среди которых были тетушка Мэри и Маргарет. Мать попыталась заговорить с ними, но ей велели молчать. На передних рядах, тесно прижавшись друг к другу, сидела группа молодых женщин и девушек. Они тихонько переговаривались и с любопытством рассматривали обвиняемых. Каждый раз, когда судьи вызывали одного из заключенных, они либо подавались вперед, либо взвизгивали, либо падали на пол и извивались, подобно змеям, вылезающим из кожи. Как рассказывал Ричард, мать смотрела прямо на судей и не обращала внимания на девушек, как не обращают внимания на выходки избалованного ребенка.
Наконец произнесли имя Марты Кэрриер, и, по словам Ричарда, одна из девушек, по имени Абигейль Уильямс, тотчас встала и указала не на мать, а на тетушку Мэри. Когда же мать выступила вперед, девушка тотчас поняла свою ошибку, и ее палец повернулся в другом направлении, как флюгер при переменном ветре. Потом другие девушки впали в истерику, и прошло несколько минут, пока они успокоились и судья смог говорить. Один из судей повернулся к обвинителям и спросил девушку, которая указывала на мать пальцем:
— Абигейль Уильямс, кто терзает тебя?
И Абигейль, царапая лицо ногтями, ответила:
— Хозяйка Кэрриер из Андовера.
Тогда судья повернулся к другой девушке и спросил:
— Элизабет Хаббард, кто терзает тебя?
И Элизабет, схватившись за живот, отвечала:
— Хозяйка Кэрриер.
Повернувшись к третьей, он вновь спросил:
— Сюзанна Шелдон, кто терзает тебя?
И Сюзанна отвечала, глядя с мольбой на зрителей, словно просила их помощи в борьбе с мучительницей:
— Хозяйка Кэрриер. Она меня кусает и щиплет и говорит, что перережет мне горло, если я не распишусь в ее книге.
Снова раздался крик, на этот раз среди свидетелей:
— В книге дьявола… она велела им расписаться в книге дьявола…
Тогда со своего места вскочила девушка по имени Мэри и стала кричать, что мать приносила ей книгу дьявола и мучила ее, когда она спала. Судьи терпеливо ждали, пока в зале не установился порядок, и тогда повернули головы в сторону матери. Главный судья спросил мать:
— Что ты ответишь на эти обвинения?
Голос матери звучал громко, и его было отчетливо слышно в задних рядах:
— Я этого не делала.
Тогда одна из девушек вскочила и, указывая на стену позади судей, закричала:
— Она смотрит на черного человека.
Другая взвизгнула и сообщила, что ее укололи булавкой в бедро. Самый низкорослый из трех судей испуганно посмотрел на стену через плечо.
— Что это за черный человек? — спросил он.
— Я не знаю никакого черного человека, — ответила мать.
Крики двух девушек заглушили ее слова.
— Он там, он там! Я вижу, как он что-то шепчет ей на ухо… — И через некоторое время: — Смотрите, меня снова укололи!
