перечислил, да при нем не хочу, парень он стеснительный. В общем, в жизни — честен, в работе — спор. Необученный еще, правда… Приехал он в Байрам-Али из Пензы, в гости к сестре, да так домой и не вернулся, решил потрудиться на строительстве канала. Ну, мы его тут поднатаскаем, он технику быстро освоит — парень старательный. Уж если за что возьмется — не отступит, пока не добьется своего!
Когда Саша, со смущенной улыбкой, остановился возле них, Бабалы и Мухаммед поднялись, и экскаваторщик представил его:
— Знакомься, Бабалы Артык, — Саша Мурулев, мой ученик, будущий механизатор!
Парень покраснел до кончиков ушей. Бабалы крепко, с уважением, пожал ему руку, а Мухаммед сказал:
— Будь другом, Саша-джан, организуй-ка нам какую-нибудь еду. Гости проголодались с дороги.
Бабалы хотел было запротестовать, но Мухаммед поднял руку и предупреждающе покачал ладонью:
— Тебе я слова не давал. Надеюсь, ты не забыл, что гость — раб хозяина!
Нуры, не сводивший с Мухаммеда и Саши выжидающего взгляда, сглотнул слюну.
Саша ушел, и тут Бабалы и Мухаммед заметили еще одного человека, направлявшегося к ним от трассы.
Мухаммед с досадой поморщился:
— Только этого типа не хватало…
— Кто это?
— Сам увидишь. Если Саша — работник, то это… р-работничек…
«Работничек» оказался крупным мужчиной, с жирным загривком и рыхлым, испитым лицом, на котором выделялись пышные черные усы. В свинцовых глазах стыло выражение и наглости, и подобострастия.
«Такому палец в рот не клади, — подумал про себя Бабалы, окидывая мужчину оценивающим взглядом. — Да, верно подмечено, что могучее течение несет с собой и грязь, и мутную пену… Кого только не принимает стройка, были бы руки».
И поскольку Бабалы не раз приходилось встречаться с такими, как этот усач, и знал он, что никуда от них не денешься, то и поздоровался с ним вежливо, даже дружелюбно.
— Исаков, Иван Филиппович, — хмуро отрекомендовал усача Мухаммед. — Экскаваторщик, из моей бригады.
Разгладив пальцами свои усы и в упор глядя на Бабалы, Иван Филиппович воинственно заговорил:
— Послушай простого труженика, начальник. Мы тут вкалываем день и ночь, успели перекидать через себя горы песка. Так? Глаза нам ест пыль, жжет солнце, так?
— Да, вы большое дело делаете.
— Товарищ начальник! Мы люди или нет?
Бабалы даже не нашелся что сказать в ответ, а Иван
Филиппович продолжал на него напирать:
— И республика твоя ведь не из бедных, так?
— Ну… так.
— Почему же тогда нас голодом морят?
Ошарашенный Бабалы повернулся к Мухаммеду:
— Ты же говорил, продуктов вам хватает?
— Так продукт продукту рознь, — ухмыльнулся Иван Филиппович. — Нет, сметаны там, сливок, птичьего молока мы, конечно, не требуем. Но почему и обыкновенного молока не видим?
Мухаммед остановил его:
— Не бери грех на душу, Иван Филиппович! У нас же полно сгущенки — хоть купайся в ней!
— А я, может, желаю пить по утрам свежее горячее молоко!
— Поедешь в отпуск — твоя мать досыта тебя им напоит.
— Погоди, Мухаммед, — сказал Бабалы и повернулся к Ивану Филипповичу: — Какие же у вас еще претензии?
— У него только претензии и есть…
— Погоди!..
Иван Филиппович опять разгладил усы:
— А где свежее мясо, начальник? Я уж и не помню, когда в последний раз ел шашлык.
Нуры, который прогуливался в сторонке, не выдержав, подал ехидную реплику:
— Может, для тебя здесь ресторан построить? Или, на худой конец, хрустальный дворец со всеми удобствами?
— Ты ступай к своей арбе, — отмахнулся усач. — Твое дело — мотор, а наш разговор тебя не касается.
Нуры только хмыкнул возмущенно. А Мухаммед, стараясь сохранить спокойствие, не без иронии пояснил Бабалы:
— Понимаешь, братец, есть люди, у которых потребностей значительно больше, чем желания работать и усердия в труде. Копнет разок землю — подавай ему жареную индейку, копнет еще разок — сооружай для него баню и кинотеатр. Таким наплевать, что кругом — пустыня и что товарищи их готовы идти на временные жертвы во имя большой цели!.. Им бы только требовать да жаловаться…
У Ивана Филипповича глаза налились кровью, он хотел что-то сказать, но Бабалы опередил его:
— Мухаммед верно говорит. Большинство наших людей — созидатели. Но попадаются среди них и потребители. Вы не помните, Иван Филиппович, анекдот про Ходжу Насреддина, где тонущий мулла знает лишь одно слово: дай, дай!.. А мы говорим нашей стране: возьми! Возьми все, что мы в силах тебе отдать!
Иван Филиппович молчал, сообразив, видно, что нашла коса на камень и на крик Бабалы не возьмешь. А тот продолжал:
— Конечно, грех обижать наших тружеников-энтузиастов, — надеюсь, что и вы к ним относитесь, и насчет вас Мухаммед неправ.
— Точно, неправ! — горячо воскликнул Иван Филиппович, обрадовавшись возможности дать задний ход. — Это ж я в шутку — про шашлык-то. Мы ведь сознаем, какое великое дело делаем, и если даже в животах у нас пусто, так не ноем. Наша бригада дает полтора плана — так, Мухаммед?.. А надо будет — мы перекроем план и вдесятеро!
— Ничего не скажешь — молодцы! — похвалил Бабалы. — Так и впредь работайте. Цель перед вами действительно большая, так стремитесь к ней, невзирая ни на какие трудности и невзгоды!.. Только не подумайте, что я стараюсь заранее снять с себя ответственность за прорехи, неполадки в вашем быту. Любая нехватка — это трудность искусственная. И от руководства зависит, чтобы быт ваш был устроен и вам не на что было бы жаловаться. Обещаю, что мы рассмотрим вопрос о питании строителей и постараемся по возможности улучшить его. Но вот чего не могу обещать, так это рая в пустыне! Каракумы — это Каракумы. И дело строительное имеет свою специфику, ведь строитель — это кочевник, нынче он тут, завтра — на другом месте. Потому трудновато подвести под его быт прочный фундамент…
— Да разве мы не понимаем, товарищ начальник!
— Вот и хорошо, что понимаете. Мы, Иван Филиппович, еще таких дел с вами наворочаем!
Мухаммед поглядывал на Бабалы с явным неодобрением.
За скромной трапезой, которую сумел организовать расторопный Саша, разговор шел на самые различные темы.
Под конец Мухаммед сказал Бабалы;
— А это удачно получилось, что ты к нам завернул. Понимаешь, на этом отрезке трассы мы работу днями закончим. Может, ты знаешь, куда нам после перебираться?
— Пока не знаю. Но скоро выясню и извещу тебя. Уже подберу местечко погорячей…
— Нам и тут не довелось прохлаждаться.
— Вижу. В общем, жди указаний. Ну, а нам пора в путь-дорогу.
Все поднялись. Иван Филиппович, размякший то ли от еды, то ли от разговора с «начальством» на равных и дружелюбного тона Бабалы, радушно предложил:
