Патьма, дав ей оглядеться, предложила:
— Аджап-джан, может, ты искупаешься с дороги? Я ванну нагрела.
— Спасибо, Патьма-эдже. Я умоюсь.
Когда Аджап, сполоснув руки и лицо, приведя себя в порядок, вошла в столовую — ее уже поджидал там Бабалы. Девушка сердито спросила:
— Аю, оглан, куда ты меня привел?
— Как куда? В дом, вполне, по-моему, приличный.
— Я просила — снять для меня комнату.
— Тут даже две.
— Но тут кто-то живет!
— Естественно. У каждого дома есть хозяева. Но этот — в полном отвоем распоряжении.
— Кто же все-таки хозяева этого дома? Почему их нет?
— Как нет? — Бабалы, готовясь к разносу, откашлялся. — Хм… Хозяин — вот он, перед тобой.
— Так это твой дом?
Лицо Аджап пылало возмущением. Стараясь не глядеть на Бабалы, она проговорила:
— Тогда вот что. Скажи шоферу, чтобы он отвез мой чемодан в поликлинику.
— Аджап, может, сделаем наоборот — привезем из поликлиники твои вещи? Ты ведь их там оставила, уезжая в Ашхабад? Честное слово, у меня тебе будет удобней. Дома я иногда целыми днями не бываю. Патьма тут о тебе позаботится. Вон телефон есть — можешь в Ашхабад звонить родителям. Полный резон тебе жить в этом доме.
Бабалы уговаривал Аджап, не давая самой девушке произнести ни слова: он знал ее, и знал, что она могла сказать.
Аджап слушала его, разглядывая столовую. Соблазн был велик… Это все-таки не гостиница и не каморка при поликлинике. Наконец она посмотрела на Бабалы, нерешительно сказала:
— Неловко как-то… Ну, если я у тебя буду жить.
— Почему неловко?
— Люди могут всякое подумать, сплетни пойдут.
— Так ты же тут не фальшивые деньги делать собираешься — просто жить.
— Не просто, а под одним кровом с мужчиной… Ты же сам знаешь, не принято это.
Бабалы развел руками:
— Ну, удивила!.. Даже не верится, что это говорит современная девушка, специалист с высшим образованием! Ты боишься нарушить законы туркменчилика?
— При чем тут туркменчилик? Мне неловко — вот и все.
Видя, что Аджап не переупрямишь, Бабалы перевел разговор на другое:
— Но чаю выпить вместе со мной, отдохнуть немного — ты не откажешься? Или это тоже неудобно?
Аджап рассмеялась:
— Удобно, удобно, оглан! Я такая голодная!
Патьма подала им завтрак, разлила чай по пиалам.
И присела на диван, любуясь своим хозяином и его гостьей.
— Патьма у меня — прямо клад, — похвалил ее Бабалы. — С ее приездом я себя так чувствую, будто в новый дом переселился. В чистый, уютный.
Патьма заговорила, обращаясь к Аджап:
— Ай, Аджап-джан, видела бы ты, в каком он хлеву жил! И то сказать: холостой, одинокий. Слава богу, что ты приехала! Уж я так рада, так рада, что вы вместе! Да убережет вас аллах от разлуки!
От этой речи Аджап даже поперхнулась чаем. Бабалы посмотрел на Патьму, хмуря брови. Но та уже разошлась:
— Вы думаете, я ни о чем не догадываюсь? Ваши души для меня — как раскрытая книга. Детей у меня нет, так я хоть вашему счастью порадуюсь. Дай бог вам долгой, светлой жизни!
Оборвав себя на полуслове, она вскочила с места:
— Вай, совсем у меня память отшибло! В казане-то все, наверно, пригорело!
И кинулась в кухню.
— Нам бы следовало поблагодарить Патьму за ее добрые пожелания, — сказал Бабалы.
Аджап подозрительно спросила:
— О чем это она догадывается?
— Ну… Наверно, о том, что мы уже почти достигли вершины горы, имя которой— Счастье.
— А ты не торопись, оглан. Поспешишь — сорвешься. Не надо гоняться за луной, лучше дождаться, пока она сама взойдет.
Патьма принесла им горячее и снова удалилась.
За едой Бабалы и Аджап толковали о всякой всячине. Посмеялись, вспомнив, как разминулись они в Ашхабаде. Аджап подробно, рассказала о стычке между Артыком и Меллеком Веллеком:
— Ой, оглан, видел бы ты своего отца! Он, как тигр, готов был наброситься на Меллека! Если бы папа его не удержал — Артык-ага растерзал бы этого «члена коллегии».
Бабалы, усмехнувшись, покачал головой:
— Напрасно вы их разняли.
— Аю, оглан, Артык-ага убил бы его!
— Ну и что? Одним негодяем на земле стало бы меньше. А отца суд оправдал бы: ведь он совершил бы благое дело.
— Ну, Бабалы-джан, я гляжу, вы с Артыком-ага стоите друг друга.
— А ты вспомни пословицу: нрав отца продолжается в сыне.
И надо же было случиться, чтобы как раз при этих словах зазвонил телефон: Бабалы вызывал Теджен.
Чуть отстранив от уха трубку, он повернулся к Аджап:
— Отец звонит. Он, верно, подслушал наш разговор. Телепатия!
В трубке послышался громкий бас Артыка-ага:
— Салом алейкум, сынок! Как здоровье, как дела?
— Все в порядке, отец!
— Аджап вернулась?
— Она у меня. Передает тебе привет.
Заметив, что Аджап порывается что-то сказать, Бабалы сделал предостерегающий жест: мол, не мешай.
— Когда же свадьба, сынок?
— Вас ждем, отец!
— Э, нет, не верблюд следует за верблюжонком, а наоборот. Это вы должны к нам приехать. Я только хотел спросить: когда? Мать тоже это интересует? Она со мной, рядом стоит.
— Может, лучше ей поговорить с Аджап? Пусть хоть на расстоянии познакомятся.
Бабалы оглянулся на Аджап, та замахала руками. Она не слышала, что говорил сыну Артык, но догадывалась о содержании их беседы. По ее лицу, залившемуся краской, было видно, что она смущается.
— Бабалы-джан, ты что замолчал? — спросил Артык. — Совещание там, что ли, проводите?
— Да нет. Просто задачку ты заДал трудную.
— Решай, решай, сынок. Нам ведь надо все подготовить к вашему приезду
— Не знаю, отец, Отпустит ли меня начальство.
— Какое — старое или новое?
— Разве Новченко снимают?
— При чем тут Новченко? У тебя, по-моему, теперь дома начальство появилось. А вот у нас в семье все по-прежнему: Начальник — я. И я приказываю, сынок: вы должны быть в ауле к двадцать третьему, к среде. Я уже всю нашу область оповестил о свадьбе. Ты уж смотри не подведи меня. Да, куда посылать гелиналджи*: в Рахмет или в Ашхабад?
