Пулемет, загремев, упал на землю. Проходивший мимо Абдыкерим-хан стал стегать нукера плетью. Тело нукера покрылось рубцами, с голой шеи по-текла кровь.
Видя это, Эзиз улыбнулся, вспомнив про хивинца, и велел притащить его к Абдыкерим-хану. К его удивлению, рассвирепевший Абдыкерим только кивнул беглецу головой и приказал помогать развьючивать мулов.
Эзиз попросил у друга прощения за то, что в его владениях с ним случилась такая беда. Абдыкерим- хан поспешил успокоить его:
— Друг мой, не волнуйся понапрасну: нигде и никто мне и ногтя не отрежет. Кончится тем, что Они задержат меня на четыре-пять дней и отпустят. Самое большее через неделю я снова буду здесь.
Ночью Абдыкерим долго не спал, раздумывая, привести ли ему в исполнение свои планы или нет. Как ни был пронырлив Ходжаяз, он так и не мог разузнать точное количество нукеров у Эзиза. И Абдыкериму пришлось отказаться от своих намерений. А в это время Эзиз горевал в постели о печальном положении своего друга.
На другой день Абдыкерим-хана особым эшелоном отправили в Ашхабад Но в тюрьму он не попал. Наоборот, прямо с вокзала он поехал в лучшую ашхабадскую гостиницу «Гранд-отель».
Глава восемнадцатая
Боеспособность эзизовской конницы падала. Оставшиеся в отряде Эзиза дейхане не хотели воевать против Красной Армии. Нукеры, посылаемые в разведку, никакой разведкой не занимались, а если и выезжали на линию фронта, так только затем, чтобы провести некоторое время в разъездах.
Об этом стало известно даже в полку Артыка.
Артык и его комиссар Тыжденко решили установить связь с Кельханом. Выполняя их задание, Ашир ночью пустился в опасную разведку. Когда выехали в пески, он отпустил своих конников и остался один. Винтовки у него не было, он шел только с наганом, пристегнутым к поясному ремню.
Было еще темно. В слабом свете звезд перед глазами Ашира мелькали то пышный хвост бегущей лисицы, то длинные уши или белые ноги зайца. Все дальше уходил он от железной дороги в пески пустыни. Изредка темноту прорезал длинный луч прожектора с бронепоезда и тотчас же угасал. Глухая, безмолвная тишина стояла вокруг. Жутковато было в этот час в безлюдной пустыне. Но ничто не страшило отважного разведчика. В этих местах обычно действовали разъезды конников Эзиза или Нияз-бека. Аширу надо было встретиться с одним из таких разъездов.
Не прошло и часу, как со стороны Байрам-Али, неподалеку от Гяур-Кала, показалась группа всадников. Все яснее доносилось фырканье коней, топот копыт. Ашир быстрым шагом пошел навстречу. Всадники спокойно приближались к спешившему к ним одинокому пешеходу. Передний скомандовал:
— Руки вверх!
Ашир покорно поднял обе руки. С первого же взгляда ему стало ясно, что всадники из отряда Кельхана. Командовал разъездом высокий, худощавый и остроглазый парень с тоненькими усиками, по прозвищу Сокоррак — Долговязый. Ашир узнал его. Но ни Сокоррак, ни другие двенадцать кельхановских нукеров не узнали Ашира.
Сокоррак спешился, впиваясь в Ашира острым взглядом, спросил:
— Ну, халиф, откуда идешь?
— Из Красной Армии, — спокойно ответил Ашир. Сокоррак вытаращил на него глаза:
— От большевиков?
— От них.
— Зачем ты пришел?
— Бежал.
— Врешь!
— Если не собираешься верить, так чего же спрашиваешь?
— А может быть, ты шпион?
— Шпион прятался бы, а я сам подошел к вам.
— Ну, ладно, говори, зачем пришел. Только правду!
— Я решил, что лучше быть в тюрьме Эзиз-хана, чем служить большевикам... Не веришь — нечего и спрашивать. Отправь меня в штаб, там проверят. А если и этого не хочешь сделать, вот я, перед тобой — прикончи здесь. Для меня будет утешением уже то, что я умру от руки своих братьев.
— Ты из какой части?
— Раньше был в сводном отряде. Потом наш отряд влили в конный полк Артыка.
— А что делает сейчас Артык?
— Что должен делать перебежчик, чтобы заслужить доверие? Командует полком, пишет письма нукерам Эзиз-хана и Нияз-бека, стараясь подорвать их силу. Думает, обойдя Мары песками, напасть на Эзиз-хана.
Все, о чем говорил Ашир, было известно Сокорраку, и потому он поверил, что перед ним действительно перебежчик из Красной Армии. Но он решил послать его не в штаб и не к Эзизу, а к своему сотнику Кельхану. Отправляя Ашира под охраной двух всадников, он строго наказал им:
— Ведите его прямо к Кельхану. Пусть никто даже в нашем отряде не знает ни о его побеге, ни о том, что он взят нами. Если проговоритесь где-нибудь, не ждите добра!
Сокоррак со своими всадниками направился к Равнине, Ашира повели в сторону Байрам-Али.
Кельхан говорил с Аширом наедине. С первых же слов Ашир объявил:
— Я не перебежчик. Меня послал к тебе Артык. Он сказал мне: «Умри, но передай мои слова Кельхану». Ты сам знаешь, перейти фронт — это положить голову под меч. Я понял важность поручения Артыка и вот пришел, доверяя тебе свою жизнь. Или, во имя своей дружбы с Артыком, скажи мне о своих намерениях и помоги вернуться назад, или отправь, как шпиона, в штаб, а можешь и сам...
— Если ты сумел добраться до меня, на тебе не будет и царапины. Вернешься так же благополучно, как и пришел. Раз Артык послал тебя сюда, значит, он верит мне. И я не пощажу жизни ради него. Но ты скажи — что он просил передать:
— Артык сказал так: «Служа англичанам, Кельхан изменяет своему народу. Кельхан должен понять, что англичане коварны, а Эзиз мстителен, что с ним скоро расправятся. Ведь он не так глуп, чтобы верить лживым обещаниям Эзиз-хана. И неужели Кельхан все еще не убедился в том, что советская власть — народная власть? Если он перейдет в Красную Армию, перед ним откроется счастливая жизнь. Жду с нетерпением и Кельхана, который должен сбросить тяжелый груз со своих плеч, и всех его джигитов!»
Уже в тот день, когда Артык уходил со своей сотней, обдавая пылью разъяренного тедженского хана, Кельхан почувствовал, что не будь вокруг него верных ему джигитов, может быть, он уже поплатился бы головой за свою непокорность. Позднее, получив письмо Артыка, он решил присоединиться к нему. Теперь Кельхан, выслушав горячие слова Артыка, еще больше утвердился в своем решении. Он сказал Аширу, что в ближайшие же дни поведет на соединение с полком Артыка всю свою сотню. Затем откровенно рассказал Аширу все, что знал о положении белых и англичан. Рассказал и об острых разногласиях в штабе фронта: англичане отказались бросить свои войска в наступление, на чем настаивали белые, и ограничивались только обороной...
Проводив Ашира в пески, Кельхан стал обдумывать, как обеспечить безопасный переход своего отряда в расположение красноармейских частей. Но не успел он посоветоваться со своими командирами и преданными ему людьми, как в жизни его наступила перемена. Командующий фронтом Ораз-Сердар пригласил его в свой вагон и повел с ним откровенную беседу.
— Кельхан, — обратился он к сотнику, — я давно приглядываюсь к тебе и доволен тобой. Мне хотелось бы назначить тебя на более высокий пост, потому я и решил с тобой побеседовать. Прежде всего прошу тебя: будь со мной вполне откровенен. На все вопросы отвечай не стесняясь, как понимаешь.
Сотник понял слова командующего по-своему: «Ораз-Сердар, должно быть, пронюхал, что я собираюсь перейти на сторону большевиков, вот и допытывается хитростью, хочет, чтобы я сам все рассказал...»
