— Сердар-ага, что знаю — не скрою, — ответил Кельхан.
Заметив его смущение, командующий заговорил еще более горячо:
— Кельхан! Я тебе — как отец, доверяю полностью свое сердце, и ты не таи от меня ничего.
Кельхан совсем растерялся. «Ну, пропал!» — подумал он. А Ораз-Сердар, словно не замечая его состояния, продолжал:
— Пусть наш разговор останется в стенах этой комнаты. Я хотел бы, чтобы он был на благо туркменского народа.
— Сердар-ага! Я сын туркмена! — воскликнул Кельхан.
Этот ответ удовлетворил Ораз-Сердара. Он подвинул стул поближе к сотнику:
— Кельхан, я повторяю: пусть все, о чем мы будем говорить, останется между нами.
— Сердар-ага, хоть ты и приглядывался ко мне, а вижу, вовсе не знаешь меня; повторяю снова: я — сын туркмена!
— Молодец, Кельхан! — Ораз-Сердар пытливо взглянул в лицо собеседнику и осторожно начал: — В последнее время Эзиз-хан начинает вызывать у меня подозрения...
Кельхан, сразу поняв, о чем пойдет разговор, перебил командующего:
— У нас тоже.
— Значит, я не ошибся, — продолжал Ораз-Сердар. — Эзиз думает только о себе, о том, чтобы стать ханом над всеми туркменами. Он не понимает, что времена ханства кончились еще при жизни моего отца. Он только сеет распри среди туркмен.
— А почему ушел от него Артык? — не удержавшись, сказал Кельхан.
— Артык?..
— Он со своей сотней перешел на сторону большевиков. А сотню Артыка можно считать за полк. Мы ее потеряли из-за глупого зазнайства Эзиза.
— А, помню. Этот удалец в Пендинской степи разгромил сотню сипаев и нашу лучшую офицерскую роту.
— Сердар-ага, говорю вам: против сотни Артыка полк не устоит! А если Эзиз не изменит свою политику, то, пожалуй, большинство наших конников перейдет к Артыку. — Тут Кельхан почувствовал, что хватил через край в разговоре с командующим, но тот, видимо, был далек от подозрений и задумчиво произнес:
— Это ясно...
Помолчав немного, Ораз-Сердар протянул руку к столику, на котором стояла бутылка водки, налил рюмку и протянул ее Кельхану. По-видимому, он забыл, кто его собеседник. Кельхан с удивлением посмотрел на командующего:
— Сердар-ага... — нерешительно сказал он и тут же подумал: «Баяры пьют, а если и мне попробовать?» Он уже протянул было руку, но командующий сам выпил водку и заговорил почти шепотом:
— Я хочу обессилить Эзиза...
— А хватит силы на это?
— Отсюда мое желание поговорить с тобой. Конечно, если ты и другие сотники останутся с Эзизом, мне будет трудней.
— Если б дело было только за мной...
— Я считаю тебя за половину отряда Эзиза, а после этого разговора, — даже и всем его отрядом.
— Эзиз, — старый ворон, он не поддастся на пулю!
— Против ворона есть орел, — самодовольно произнес Ораз-Сердар, явно подразумевая здесь себя. — Достаточно орлу взмахнуть крылом — и от ворона только перья посыплются. А кроме того, есть лиса. У нее тысяча и одна хитрость. Не попадается ворон на одну, попадется на другую. Сейчас против Эзиза — орел и лиса.
— Если так, то...
— Эзиз никого не хочет признавать над собой. Он не выполняет приказов штаба, вызывающе держит себя перед господином Фунтиковым, можно сказать, ни во что не ставит его. А у себя в Ак-Алане он, говорят, только развратничает, позоря ислам.
Кельхан с удивлением посмотрел на командующего: «Говоришь об исламе, а сам, видно, без бутылки и дня не можешь прожить».
Ораз-Сердар, посмотрев пьяными глазами на сотни-ка, продолжал:
— Наши союзники принимают меры к тому, чтобы изловить Эзиза. Их контрразведка уже действует. Имеются разные планы... Одним словом, через несколько дней ты кое-что услышишь.
При этих словах Кельхан снова почувствовал себя нехорошо. Раз уж вмешались англичане, добра не жди — Эзиза сцапают, да и его сотникам может непоздоровиться. Но командующий вдруг заявил:
— Я хочу назначить тебя начальником отряда вместо Эзиза.
У Кельхана сразу отлегло от сердца. Глаза его загорелись. Не зная, как благодарить командующего, что сказать, он по-иному взглянул на бутылку, в которой было еще больше половины белой жидкости, и неожиданно заявил:
— Сердар-ага, это что, питье? Надо бы попробовать!
Ораз-Сердар живо ухватился за бутылку:
— А ты когда-нибудь пробовал?
— Нет, Сердар-ага. Но раз хорошие люди пьют, почему бы и мне не попробовать?
Ораз-Сердар налил две рюмки и чокнулся:
- За удачу!
Водка обожгла внутренности сотника. Не помня себя, он вскочил задыхаясь:
— Сердар-ara, что это такое?
— Это водка — то же, что и вино.
— Значит, водка — огонь?
Ораз-Сердар встал, похлопал сотника по плечу:
— Кельхан! Отныне ты начальник тедженского отряда. Только пока нигде об этом не говори. Тайком готовь джигитов, настраивай их против Эзиза. Чтобы не мешал тебе и нам, надо незаметно схватить или уничтожить и Кизылхана. Через два-три дня, как только Эзиз попадет в наши руки, объяви джигитам о выдаче трехмесячного оклада жалованья и нового обмундирования.
Кельхан тоже поднялся. Под его длинными усами проскользнула горделивая улыбка:
— Сердар-ага, будь спокоен! На меня можно положиться.
В это время Ораз-Сердару подали телеграмму. Взглянув на нее, командующий хлопнул рукой по столу:
— Да озарятся очи твои, Кельхан! Хитрость лисы удалась — ворон в клетке!
В течение трех дней после этого Кельхан ничего не мог предпринять в отношении Кизылхана. Весть об аресте Эзиза вызвала в отряде волнения.
Кизылхан собрал командиров и потребовал немедленного нападения на штаб Ораз-Сердара. Кельхан выступил против него. Оба схватились за револьверы. Но вмешались другие, стали успокаивать сотников. Кельхан понял, что сгоряча допустил ошибку. По совету Ораз-Сердара, он должен был действовать с осторожностью лисы. Следовало согласиться с планом Кизылхана, но потребовать отсрочки. Нападение было бы отсрочено, а тем временем можно было бы сообщить о заговоре в штаб и арестовать Кизылхана. Кельхан поспешил исправить свою ошибку.
— Кизылхан, — миролюбиво заговорил он, — я погорячился, прости. Ты, конечно, прав! Но сейчас нам не дадут и пошевелиться. Сейчас следят за каждым нашим шагом. Пусть пройдет два-три дня, наши враги успокоятся, и тогда мы нападем.
Кизылхан молчал.
В тот же день Кельхан сообщил о намерениях Кизылхана в штаб.
Разгадал ли Кизылхан замыслы Кельхана, или решил действовать иным путем, но с наступлением темноты он снялся со стоянки и ушел со своей сотней в неизвестном направлении.
