лишь на толстой набитой шерстью подушке, занимала всю тень. Меред, потоптавшись около нее, несколько раз повторил:
— Эх-я-яй! Ну, вставай же! Вставай!
Мама продолжала спать, но ее десятилетняя дочь Сона тотчас раскрыла глаза. Меред спросил ее:
— Козочка, мама давно спит?
Сона сперва не поняла отца и потянулась. Когда
Меред повторил вопрос, она, протирая кулачками глазенки, ответила:
— Давно уж, давно!
Меред толкнул ногой толстую ляжку Мамы:
— Эх-я-яй! Вставай!
Мама хотела повернуться на другой бок, но Меред продолжал ее толкать. Наконец, Мама открыла глаза и увидала желтоватое лицо мужа, редкую русую бороду. Она с трудом поднялась:
— Я только что прилегла...
Сона всплеснула маленькими ручками:
— Вай, что она говорит! Когда мама заснула, я поиграла с Шекер, сходила на грядки, принесла дыньку и поспала еще!
Мама сонными глазами посмотрела на девочку:
— А ну, сгинь, чтоб земля тебя проглотила!
Но Сона продолжала, обращаясь к отцу:
— Если не веришь, спроси Айну. А вчера спала сначала в кибитке, а потом здесь — до самого вечера!
Мама совсем рассердилась:
— Сгинь, чтоб тебе отрезали голову!.. Когда это я сплю днем в кибитке? Вчера только что задремала — пришла Умсагюль... Да если и спала, тебе что за дело?
Меред сел на попону и снял папаху. Вырвавшиеся у жены слова о приходе Умсагюль заставили его призадуматься. Зачем приходила эта сваха? Видя его недоумение, Мама пояснила:
— Она приходила искать родства.
— Какого родства?
— Ну, насчет сватовства.
— Сватовства?
— Не для себя, конечно. Ее прислал Халназар-бай.
— Разве мы не дали ему отвела?
— Знаешь, отец, не надо большого ума, чтобы поворачивать назад каждого приходящего. Девушка подросла, придется же ее куда-нибудь пристраивать.
Меред чесал пальцем подбородок, хмурил брови и ничего не говорил, а Мама, не давая ему опомниться, продолжала выкладывать свои доводы:
— Ну и что хорошего в том, что мы сразу отказали Халназару? Сам Мамедвели-ходжа обругал нас за это.
Когда Мереду что-либо не нравилось, он молчал, и вытянуть из него слово было не легче, чем добыть молоко от кулана. Мама хорошо знала характер мужа и потому сразу высказала свое решение:
— Поговорив с Умсагюль-эдже, я передумала. Девушку лучше отдать за степенного человека в богатую семью, чем за какого-нибудь обездоленного.
Меред долго шевелил губами и, наконец, сказал:
— Неужели наше счастье не идет дальше неимущего или вдовца?
— Вдовец, вдовец... Ну, съехала у него шапка, так разве он старик? Что ж, ты сам не был вдовцом?
— Но у него ребенок.
— А у тебя его не было?
— Ну, я вижу, Умсагюль уже успела заморочить тебе голову.
— Она заботится не о том, чтобы найти Халназару невестку. Она ко мне хорошо относится и пришла сказать, что дом Халназара — подходящее место.
Меред понурил голову. Жена снова заговорила:
— Дочь твоя будет жить в довольстве, утопать в шелках, носить серебро. Пищей ей будет масло и мед...
— Выдать Айну за вдовца?.. Нет, — покачал головой Меред, — мы не из тех, кто ищет кусок хлеба.
Мама, отдаваясь мечтам о богатстве, видимо, совсем забыла, кто ее собеседник. Поставив на голове торчком свой борык, она заговорила вкрадчиво, подобно Умсагюль:
— Девонька ты моя... — И тут же оборвала себя: — Вах, отец!..
Этого было достаточно, чтобы Сона вскочила на ноги и захлопала в ладоши.
— Ай, мама назвала отца девушкой!.. — взвизгнув от восторга, проговорила она и побежала в кибитку, крича: — Айна, ай, Айна, мама назвала отца девушкой!
— Ах, чтоб тебя!.. — выругалась Мама. — Теперь разнесет по всему аулу.
Меред по-прежнему сидел молча, а Мама стала говорить запальчиво:
— Мне никто не помогал растить детей! Никто каплей воды не помог! Пусть говорят люди, что хотят! А я буду довольна, что дочь пристроена в хорошую семью.
Меред подумал: «Пожалуй, если б дело коснулось твоей дочери, ты бы так не говорила». Пошевелив губами, он хотел что-то сказать, но, встретив решительный взгляд жены, понял, что ее ничем не образумишь.
Мама, вставая, сказала свое последнее слово:
— Судьбой дочери распоряжается мать. Я знаю, что делаю!
Под стук гребня Айна вспоминала ночную встречу с Артыком и тихо напевала:
Она не слышала, о чем разговаривала Мама с отцом, но догадывалась. Не без дела приходила эта Умсагюль, неспроста назвала она имя Халназар-бая. Не будь встречи с Артыком, вероятно Айна плакала бы. Теперь ее не особенно тревожили разговоры под навесом. Айна слышала об ответе отца Халназарам, она знала теперь намерения Артыка и верила в то, что ему удастся ее увезти, поэтому она продолжала напевать, сидя у своего ковра, когда вбежала Сона и взобралась ей на спину. Обняв сестру, Сона стала болтать ногами.
— Айна, ай, Айна, слышишь. Мать назвала отца девушкой! — повторила она и звонко засмеялась.
У Айны чуть не сорвалось с языка: «Наш отец, козочка, вроде девушки», — но ей не хотелось смущать чистый разум ребенка, и она сказала:
— Если мама назвала отца девушкой, то тебя может назвать мальчиком. Ведь она часто ошибается.
— О. еще как ошибается! — подхватила Сона. — Знаешь, отец спросил ее: «Давно заснула?» А она: «Только прилегла». А разве она не с утра спит?
Айна погладила девочку по головке:
— Твоя мама, душенька, пленница сна... А о чем они там говорили?
— Говорили — приходила сваха.
— Откуда?
— Халназар, говорили, бай...
— Ну?