основанием для получения ордера на обыск. Мы с Гарри отправили бледную и перепуганную Лидию Барстоу домой, а сами вернулись назад, чтобы тщательно обследовать жилище адвоката. Мой напарник вдруг остановился, на лице у него появилось страдальческое выражение.
– Мне очень не хочется этого делать, но, учитывая эту занозу в заднице нашего шефа, не считаешь ли ты, что нам следует позвонить…
– Да, – согласился я, раздражаясь при этом меньше обычного.
Через десять минут на подъездной дорожке мы увидели фургончик без опознавательных знаков: у Денбери хватило сообразительности отказаться от служебной машины с кричащим логотипом бригады теленовостей. Благодаря изгибу улицы и мощным деревьям мало кто мог заметить нашу действующую с оглядкой группу. Она привезла с собой Зипински, Миниатюрный оператор явно старался держаться подальше от нас с Гарри и для – начала установил свой штатив в конце дорожки, видимо решив снять общий вид дома в качестве фона.
– Так, значит, мы эту пленку пока придержим? – спросил Зипински у Денбери.
– Пока придержим, – ответила она. – Сними пока просто дом. Если другого ничего не будет, позже может, понадобиться.
– Это имеет какое-то отношение к тому помешанному, о котором ты мне говорила? – спросил Зипински. – Помешанному на предметах искусства?
– А вот об этом нам сейчас расскажут эти ребята. Верно, джентльмены?
Гарри тяжело вздохнул.
– С Карлой все в порядке?
– В моей крепости она в полной: безопасности и в сиделке не нуждается.
Зипински снял нас с Гарри, стоящими снаружи. Сопровождать нас внутрь репортеры не имели права, поэтому мы вошли в дом одни. Денбери, разумеется, это не обрадовало, но закон она знала.
– Я хочу получить полный отчет, – крикнула она нам вслед.
В офисе Койла Гарри занялся письменным столом, а я проверил содержимое шкафа с папками, просмотрел стопку бумаг на стуле. Так или иначе все они были связаны с деловыми переговорами, и, заглядывая в них, я конечно же нарушал привилегии отношений между адвокатом и его клиентом. Беглый взгляд на документы мне ничего не дал. Ничего имеющего отношение к искусству.
– Карсон, – тихо позвал Гарри, сидевший за столом Койла, – Здесь кое-что есть.
Я отложил очередную папку в сторону и подошел к нему. Гарри указал на плоскую квадратную коробку, примерно тридцать на тридцать сантиметров, из прозрачного плексигласа. Она лежала в верхнем ящике стола, и к ее крышке скотчем был прикреплен небольшой белый конверт.
Гарри облачился в резиновые перчатки и достал коробку из ящика. Внутри нее находилась картина, на которой коричневой краской разных оттенков был изображен череп в сверкающих бликах и крошечных красных, разной степени яркости, причудливо изгибающихся прожилках похожих на червей, что придавало его
– Ну, разве это не интересно? – сказал он, протягивая открытку мне.
Сохранилось также несколько небольших картин, которые Гекскамп рассматривал в качестве рабочих версий; две из них были очищены от грязи и разрезаны на мелкие фрагменты для продажи. В настоящее время в наличии имеется девять работ, пять из которых в отличном состоянии, а три серьезно повреждены в результате химического воздействия.
Я пробовал переварить эту информацию. Упомянутое сокращение позволило мне продемонстрировать чудеса проницательности.
– Это каталожный код или что-то в этом роде: Марсден Гекскамп, Искусство Финального Момента, эскиз номер 12.
Гарри, который читал через мое плечо, тут же подхватил:
– Семнадцать эскизов, одна основная картина «Искусство финального момента». Какого она размера, Карс? Я с метрической системой вообще-то не пересекаюсь, за включением того, что покупаю виски литрами.
– Примерно двенадцать футов в высоту и семь в ширину.
– Черт, – сказал он. – Почти на всю стену.
– Теперь понятно, почему фрагменты, которые мы видели, выглядят как кусочки большого полотна, – сказал я. – Кто-то разрезал пару эскизов, чтобы продать их по частям. Может быть, это фрагменты тех поврежденных холстов.
– А может быть, они в таком виде больше стоят, Карсон. Собственно говоря, люди в этом ищут не искусство.
– Точно. Им просто хочется чего-то симпатичного, к чему прикасались маленькие горячие пальчики Марсдена.
Гарри задумался.
– То почтовое отправление в адрес Койла могло быть покупкой. А эта штука его. Возможно, она принадлежит ему постоянно, а может быть, он просто собирал у себя всю коллекцию перед большим шоу.
Я перебирал в уме разные вероятности.
– Или человек, продающий коллекцию, прислал это Койлу в качестве знака доверия или образца, возможно, и в счет оплаты.
– А мог быть Койл тем, кто удостоверяет подлинность этих вещей? – спросил Гарри.
– Держу пари, что нет; но он практически забронировал себе роль продавца или посредника при продаже. Я почти уверен, что он знает человека, удостоверяющего подлинность. Возможно, даже нанял нашего аутентификатора. Кто еще мог написать такую информацию для каталога?
Картина была единственным, что мы взяли с собой из офиса Койла, поскольку техника ее написания и композиция соответствовали фрагментам, которые мы нашли в комнате Мари и трейлере Хейди. Узкие полномочия ордера на обыск не позволяли нам снять планшеты со стен офиса Койла; им недоставало прямой связи с нашим делом. Взглянув на них еще раз, я с трудом сдержал дрожь: между маской Фориера и черепом Гекскампа я словно заглянул в тревожную и мрачную утробу мироздания.
Гарри положил коробку с картиной в пакет. Мы вышли наружу и направились к краю лужайки, где в плотной тени магнолии нас ждали Денбери и Зипински. Денбери рванулась к нам. Борг так и остался стоять позади своей камеры, закрепленной на штативе. Вероятно, он все-таки опасался приближаться к нам с Гарри.
– Что вы нашли? – спросила Денбери.
Гарри протянул ей коробку.
– Господи, – прошептала она. – Как фото с того света. Зипински тоже взглянул и нахмурился.
– Я почти чувствую запах разлагающегося мяса. Можно это снять?
Гарри хотел было сказать «нет», но остановил себя. Данный случай ничем не отличалась от прочих, когда репортеры снимают копов, собирающих вещественные доказательства по расследуемому делу.
– Ладно, давай, – проворчал он.
– Станьте здесь и покажите ее, – командовал Зипински. – Сейчас я сделаю правильное освещение.
Пока Зипински, установив рефлектор, возвращался к камере, ветер разворачивал его так, что он светил Гарри прямо в глаза. Тот жмурился, ворчал и в конце концов сунул картину мне.
– Давай, Карсон, сделай это. Я только что назначил твою физиономию официальным лицом для всех
