Послание

Он улыбнулся немного печально и покачал головой.

– Ты должен сделать то, что должен. Я знаю это, ты знаешь это, и все ангелы над нами это тоже знают. Я только хотел сказать, чтобы ты был начеку.

Я посмотрел в окно. Дальше по улице пожилая, болезненного вида женщина поливала цветочную клумбу. Она почти не двигалась и из-за этого напоминала скульптуру.

– Сейчас у тебя внутри все напряжено, Карс, – сказал Гарри. – И это нормально. Но если почувствуешь, что вокруг начинают стягиваться твои старые путы, обещай, что обратишься только ко мне, хорошо?

Эта фраза привела меня в замешательство.

– Какие еще старые путы? О чем ты говоришь?

Он отвел глаза и включил передачу.

– Держись и не дай подорвать себя изнутри. Вот и все, что я хотел сказать.

Гарри проехал последние несколько кварталов до следующего адреса из нашего списка посещений. Мы вышли из машины напротив «Лес Идеес» – художественной галереи в южной части Мобила, изящного желтого двухэтажного здания в новоорлеанском стиле с украшенными орнаментом металлическими перилами на балконах и темно-фиолетовыми ставнями. По бокам стояли ящики с цветами. Выложенная булыжником дорожка. Небольшой журчащий фонтанчик. Место было очень вычурным. Гарри заметил на другой стороне улицы кафе – в воздухе висел крепкий запах кофе.

– Пойди пропусти чашечку, приятель, – сказал я. – Думаю, что смогу провести беседу сам.

Гарри с видом явного облегчения отправился через улицу.

Хотя Дэшампс был в принципе коммерческим художником, для души он рисовал акварели, в основном морские пейзажи. Франсуаз Эббот была владелицей «Лес Идеес». Она выставляла у себя работы Дэшампса уже несколько лет и периодически общалась с ним во время всяких сборищ до и в ходе его выставок.

Эббот была стройной женщиной лет пятидесяти, одетой в красную бархатную одежду, что-то среднее между кафтаном и кимоно. Страстная курильщица, она пользовалась эбонитовым мундштуком – приспособлением, которое, как мне показалось, относилось к антиквариату. Ее черные волосы представляли собой одну из тех укороченных антипричесок, когда неаккуратно обрезанные пряди торчат во все стороны. Она подвела меня к нескольким акварелям Дэшампса, искусным, но лишенным внутренней искры, отличающей настоящую живопись. Я подумал, что они могли бы быть приличной обложкой для продаваемых в магазине личных дневников нового поколения с названиями типа Мои ежедневные мысли или Заметки о жизни.

Низкий голос мадам Эббот очень подходил к ее конспиративной манере поведения, и она сопровождала свои высказывания целым набором всевозможных гримас. Я подозреваю, ей когда-то сказали, что когда она морщит нос, то выглядит привлекательно, после чего она решила разнообразить свой арсенал. Посетителей не было, и мы сели за небольшой вычурный столик в дальнем углу.

– Все, с кем я говорил, – сказал я, – считали, что мистер Дэшампс был недалек от блаженного состояния, с той лишь разницей, что он был баптистом. Что вы думаете по этому поводу, мисс Эббот?

– De mortuis nil nisi bonum, – громко прошептала она, раздув ноздри так, что начали косить глаза. – Вы, разумеется, знаете, что это значит. – После этого она состроила три быстрых гримасы, дав мне понять, что абсолютно уверена в обратном.

– О мертвых или хорошо, или ничего, – сказал я. – Неопределенно, но достаточно.

Она уронила челюсть и покачала ею, затем подмигнула и показала большой палец.

– Блестяще, детектив Райдер.

– Эта фраза часто ассоциируется со злом, которое может быть выявлено, но о котором не говорят, – сказал я.

Эббот подмигнула и сморщила нос.

– Правда?

– Возможно, мистер Дэшампс вел не такую уж праведную жизнь, как меня пытались убедить.

Она приподняла брови и сжала губы.

– Думаю, по большей части жизнь его все-таки была праведной.

– А как же насчет оставшейся части?

Эббот скорчила очередную серию гримас, которые должны были выражать, насколько я мог догадаться, некую форму ужаса.

– Два месяца назад, – сказала она, – одна моя подруга была со своей подругой на двойном свидании в Оранж Бич. То есть с подругой моей подруги. Ее подругой. И угадайте, кого подруга моей подруги привела туда в качестве мужчины для нее?

Пока я разбирался в этой веренице подруг и друзей, Эббот выдала на своем лице такой обескураживающий набор всевозможных ужимок, что мне пришлось отвернуться, чтобы подумать, не отвлекаясь.

– Не был ли это Питер Дэшампс?

Эббот оглянулась по сторонам, словно переходила через улицу с оживленным движением, и нагнулась ко мне.

– Это было через два месяца после того, как он сделал предложение Черил.

– Друзья выехали вдвоем на невинную вечеринку.

– Это, конечно, может быть. – Она три раза подмигнула и заулыбалась.

– Вы считаете, что там было что-то большее?

– Подруга моей подруги – как бы это сказать? – очень энергичная женщина, физически энергичная. – Эббот захлопала ресницами. – Вы меня поняли?

– То есть она… славится своим либидо?

Эббот подмигнула, кивнула, сжала губы, ухмыльнулась, состроила гримасу и нахмурилась.

Я воспринял это как да.

– Ну что, поедем навестить эту «подругу подруги»? – спросил Гарри.

– Но сначала остановимся у морга?

Гарри не сказал ни слова. Он развернул машину поперек улицы под возмущенный рев сигналов, а я закрыл глаза и схватился за ручку двери. Через несколько минут мы были уже у морга.

– Я недолго, – сказал я, захлопывая дверь.

– Карсон!

Я обернулся. Гарри поднял вверх большой палец.

– Удачи! – сказал он.

Эйва сидела за своим письменным столом и занималась бумажной работой. Я зашел в кабинет и прикрыл за собой дверь.

– Убирайся, – резко бросила она. Под покрасневшими глазами были мешки.

– Я хотел пригласить тебя на ленч или на ужин. Если не можешь сегодня, как насчет завтра?

Она поспешно дописала бланк, порывисто отодвинула его через стол и схватила другой.

– Ни за что на свете.

Я подошел к краю ее стола.

– Нам нужно поговорить о том вечере в пятницу.

Она начала заполнять бланк, но ручка в ее руке порвала бумагу. Она швырнула ручку в корзину для мусора и уставилась на меня.

– Здесь абсолютно не о чем говорить.

– Я был напуган, – сказал я.

– Ты был что?

– Возможно, точнее будет сказать «встревожен». Послушай, Эйва, я считаю тебя другом…

– А я считаю, что ты повсюду суешь свой нос и вмешиваешься, куда тебя не просят. Полагаю, что ты уже успел разболтать об этом половине города.

– Я никому ничего не говорил. Это никого не касается. – О Гарри я не упомянул; рассказать ему было все равно что написать секрет на листке бумаги, прицепить к нему груз и бросить в Марианскую впадину.

– Ох, можно подумать! Я в этом сильно сомневаюсь.