— Если вы действительно враг фашистов, вы можете ему помочь. Он еврей из Швеции. Прибыл в Германию по делам торговой фирмы и попал в погром. Сперва его увезли в Краков, потом — в Варшаву, в конце концов — в Витебск. Здесь он сбежал из лагеря и должен теперь вернуться в Швецию через Германию.
— Ну и ну. Сложная история! — воскликнул я.
— И сложные истории надо доводить до конца, — ответил небритый, потянув меня в сторону. Он попросил: — Помогите ему. Если у него будет немецкая форма и какие-нибудь бумаги, он может свободно уехать. Он хорошо говорит по-немецки.
Я стал соображать. На еврея этот человек совсем не похож. Зачем ему ехать через Германию и подвергаться снова опасности, раз он действительно еврей? Впрочем, не мое дело. Раз просят, значит надо. Можно без особого труда обмундировать этого человека и отправить с большой партией раненых в Германию. Но как он выкрутится, когда попадет в немецкий госпиталь, не имея ранения? Можно еще отправить его как отпускника до самого Берлина. Там он зайдет в шведское посольство и все расскажет. Но сейчас все отпуска отменены, а служебные командировки допускаются только с разрешения штаба. У меня же имеется всего лишь печать взвода. Вынести форму из помещения — тоже нелегко, хотя в госпитале обмундирования полно.
Так я пока ничего и не обещал, только буркнул:
— Трудно, трудно. — Затем спросил: — Как вас звать?
Небритый ответил:
— Меня зовут Алексеем, его — Гринвальд. Если вы достанете документы, Гринвальд уедет. Вот тогда вы можете считать, что тоже кое-что сделали против фашистов и войны. — И повторил: — От вас требуется только какое-нибудь удостоверение личности. Разрешение на поездку и форму я, пожалуй, достану в другом месте.
Тут я вспомнил, что в моем сейфе хранится солдатская книжка и медальон умершего ефрейтора Фризе. Это подойдет для Гринвальда.
— Я помогу тебе, товарищ Алексей, — сказал я.
— Не мне, а нам. Нам, товарищ Карл.
— Через два дня ты все получишь, и Гринвальд превратится во Фризе.
Сани двинулись дальше.
Ни Алексей, ни Гринвальд не вошли ни в один из домов, очевидно не желая навлекать на жителей подозрение. Ведь оккупационные власти обязывают местных жителей доносить полиции о каждом постороннем человеке, который заходит к ним.
Хорошо, что на переговоры меня вызвали в лес. Предусмотрительно.
Я условился с хозяйкой, что приду через несколько дней и снова принесу сахару.
Уже стемнело, когда я вернулся с молоком к себе в часть.
После работы ко мне каждый день заходит старик, чтобы получить справку о количестве вывезенного торфа.
Всегда вместе со справкой я даю ему две папиросы. Так уж повелось. Пустая консервная банка служит мне пепельницей, она стоит на столе. К вечеру она наполняется окурками. Старик забирает все окурки и заворачивает их в тряпочку.
Два дня спустя после моего знакомства с Алексеем старик снова пришел, получил свою справку, две папиросы и, взяв окурки, ушел. Но вскоре он вернулся. В комнате, кроме нас, никого не было.
— Пойдем, унтер, пойдем, — позвал он меня во двор.
Думая, что ему нужен корм для лошади, что случалось и раньше, я пошел на кухню, взял картофельные очистки и вышел во двор.
Было темно. Я заметил, что возле лошади кто-то стоит и гладит ее. Это был Алексей.
Я испугался. Это же безумие — приходить прямо сюда, в расположение воинской части…
Алексей тихо сказал:
— Товарищ Карл, все идет хорошо. Дело теперь за тобой, нужны документы.
Я еще больше встревожился, но Алексей облегчил мне задачу:
— Придет немецкий унтер-офицер и заберет документы, которые ты обещал. Он выполнит и все остальные формальности. А наш человек сможет тогда ехать через Берлин туда, куда надо. Унтер-офицера зовут Вендель, он придет завтра в десять утра.
Алексей сел в сани рядом со стариком, и через мгновение они скрылись в темноте. Мне стало ясно: партизаны настолько осторожны и хитры, что вряд ли отправят Гринвальда в пекло просто так. Он должен выполнить какое-то задание, и, видимо, очень важное.
На следующее утро к нам в канцелярию явился незнакомый высокий унтер-офицер. От него несло, как из винной бочки.
— Вендель, — представился он кратко.
Он был настолько пьян, что даже косил. Это мне не понравилось. Как можно в пьяном состоянии выполнять столь важное политическое поручение!
— В чем дело? — спросил фельдфебель Бауманн.
— Я знаю, что ему нужно, — поспешил я вмешаться. — Он пришел за документами ефрейтора Фризе. Нам их принес приятель Фризе. Ефрейтор недавно умер.
— Совершенно верно, — кивнул Вендель.
Бауманн сказал:
— Давай отправляй. И без того здесь скопилось много барахла.
Я отпер металлический ящик и вручил Венделю солдатскую книжку, медальон, несколько фотографий и письма этого Фризе.
Вендель все проверил и пробормотал:
— Точно. Те самые документы. Большое спасибо. Так вот и отправляется наш брат один за другим на тот свет. Прямым сообщением. Скоро очередь дойдет и до нас. Полный порядок. Хайль!
Он откланялся и затопал вниз по лестнице, повернув спьяну к главному входу, который у нас на замке.
Я нагнал его внизу, в вестибюле, где валяется одежда, оружие и всевозможное снаряжение. Разумеется, о Гринвальде — ни звука. Я заговорил с Венделем так, будто эта передача документов — дело обыкновенное и вполне законное.
Вендель осклабился. Я спросил его:
— Ты, собственно, из какой части?
— Я?.. Из управления тыла. Унтер-офицер Вендель, ведаю складом материально-технического снабжения. А ты здесь замещаешь шписа, не так ли?
— Здесь у нас только взвод. Я представляю начальство, командую приемным покоем и казначейством.
Вендель уставился на обмундирование и оружие.
— У вас тут этого добра больше, чем дров, — сказал он, — а у меня в нем нужда. Нельзя ли у вас получить несколько винтовок с патронами?
— Почему же нет? Мы будем рады избавиться от них. Приноси необходимые документы на передачу и забирай это барахло.
Уже на следующий день Вендель явился с салазками. Я успел предупредить фельдфебеля, что из управления тыла приедут за оружием. Пусть лучше все будет гласно. Сдача оружия — дело обычное, это может пройти и незамеченным. Тем более что все официально оформляется.
Вендель выписал квитанции на сдачу и прием, одну забрал себе, другую оставил мне. Все как будто в порядке. Странно лишь то, что унтер-офицер сам принимал оружие и упаковывал его в одеяло.
Несколько дней спустя он снова пришел, на этот раз за патронами. Но теперь он был настолько пьян, что и лыка не вязал.
Не проходило недели, чтобы Вендель не являлся за оружием. Он никогда не присылает кого-нибудь вместо себя. Это наводит меня на размышления.
