им и так досталось в прошлый раз.
Реджиналд почувствовал ее дрожь и обнял за плечи, будто это была самая естественная вещь, будто он делал так всю жизнь. Молча дошли они до его дома, вошли внутрь, он снял плащ и взял ее куртку. Синтия ощутила, как каждый нерв ее тела напряжен и дрожит от его близости, от знакомого уже запаха одеколона.
– Я сделаю кофе? – полуспросила-полупредложила она.
– Как хочешь. – Он посмотрел ей в глаза. – Я так понимаю, что ты согласилась прийти исключительно из жалости, услышав про моего никудышного папашу?
– Сочувствия, а не жалости, – поправила Синтия. Но это была не вся правда. Ей хотелось быть рядом с ним, в тепле его уютного дома, чувствовать себя под его защитой.
В кухне Реджиналд опустился на высокий табурет и наблюдал, как она плавно движется по кухне, готовя кофе.
– Я никогда и ни с кем не говорю о моем отце. Даже с Майком. Но тебе, Синди, я рассказал эту историю не просто так, а чтобы высказать свою точку зрения. Вернее, две.
Она повернулась и вопросительно взглянула на него.
– Какие?
– Во-первых, мне давно хотелось, чтобы ты успокоилась по поводу этих так называемых социальных различий между нами. Да, я прекрасно образован и преуспел в карьере, но исключительно потому, что работал как проклятый, и потому, что мне повезло добиться стипендии на обучение в лучшем университете. Но когда я рассказывал тебе историю своей жизни той ночью, ты уснула, и мне не удалось познакомить тебя с этими подробностями. Так что в отличие от тебя я вырос в семье с одной только мамой, которой пришлось вернуться на работу, когда отец ушел.
– А что же было с вами двоими?
– Мы все переехали к бабушке, и она присматривала за нами, пока мама была на работе. Сначала мы с Майком плакали по отцу, но потом успокоились и забыли о нем. И только в школе я узнал о собственной неполноценности в этом плане. Дети, знаешь ли, жестокие создания...
– А он хотя бы писал?
– Нет. Он окончил свой путь на крохотном островке в Индийском океане, так что мама узнала о его кончине спустя почти два года после того, как он умер.
– А как она отреагировала на это известие? – спросила Синтия. – После всех долгих и трудных лет.
– Она была безутешна. По-моему, она так никогда и не переставала любить его.
Синтия молча пила свой кофе, не зная, что сказать. За время непродолжительного знакомства с Реджиналдом она поняла, что он не тот человек, которому легко выставить напоказ свою душу. Возможно, он будет потом проклинать себя за это. И ее тоже...
Он заметил ее растерянность и продолжил:
– Но это не единственная причина, по которой я рассказал тебе о своем детстве. Если ты забеременеешь, то, будь уверена, я от ответственности уклоняться не стану. Мой ребенок не будет расти, не зная отца.
– Твой порыв благороден, но разве мать, в данном случае я, не будет иметь права на собственное мнение? – помолчав, спросила она.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Конечно, конечно. Но ты ведь не откажешься от моей поддержки, если худшее все же произойдет?
Сердце Синтии болезненно сжалось. Худшее?! Она взглянула на часы и поднялась.
– Мне пора. Позвони, когда пойдешь на работу, и тогда я приступлю к своим обязанностям. Если только не хочешь отказаться от моих услуг...
– Да черт с ними, с услугами, со всей этой едой! – раздраженно рявкнул Кормакс. – Мы должны обговорить, что делать, если ты забеременела, женщина!
– Давай обсудим это, когда я буду уверена, что... худшее действительно случилось, – бросила она. – До свидания!
– Синтия, подожди! – Реджиналд кинулся за ней. – Я неправильно выразился...
– Зато удивительно точно. – И она скрылась за дверью с тяжелым сердцем и с глазами, полными слез.
Свернув с Мэдисон-авеню и пройдя последние семьдесят ярдов, Синтия вошла в дом и с удивлением обнаружила в холле Кристофера Миллера собственной персоной.
– Я забежал ненадолго. Меня срочно вызвали на факультетское заседание. Линда согласилась побыть с Джин, пока я не вернусь. Я заскочу потом переодеться и взять кое-какие вещи и уеду до конца недели.
– А как Джин?
– Лучше, но пока она, моя дорогая малышка, еще так слаба! Но ничего, я скоро поставлю ее на ноги. – И Крис широко улыбнулся, помолодев, казалось, лет на десять.
– Я бы попросила передать ей привет, но, боюсь, она не очень-то расположена ко мне в настоящий момент, – сказала Синтия.
– Знаешь, Джин сама вернулась к этой теме недавно. Умоляла не говорить тебе о ее глупых подозрениях.
– О, так я больше не на крючке? – оживилась она.
