Сегодня наше лекарство – уколы, наша диета – консервы, и большинство врачей принимают этот факт, не задумываясь над ним. Я начну с того, что дам соответствующие указания моим ваффен-СС и не назначу ни одного врача, не имеющего базовых знаний по этой теме, полученных на специальных лекциях, какими бы обширными ни были его общие медицинские познания. Эта задача слишком важна. – Не ожидая ответа, Гиммлер продолжал: – С этой точки зрения далее следует заняться больницами. Просто скандально, что, хотя при больнице может быть специальная диетическая кухня, общее питание больных никогда не организуется по принципу «наша диета должна быть лекарством». Больных ревматизмом спокойно кормят свининой и квашеной капустой; сердечники получают ливерную колбасу с хлебом и маслом, соленые огурцы и черный чай. При нервных расстройствах диета из сырых овощей и фруктов нередко творит чудеса, но такие больные питаются точно так же, как в принципе здоровые люди, лежащие в гипсе со сломанной ногой. В больницах принята единственная система питания, основанная на соображениях финансовой экономии. С этими несчастными пациентами так ужасно обходятся; если у них не работают кишки, им дают слабительное, которое окончательно подрывает их здоровье; с другими поступают аналогично. Сколько людей могли бы спасти больницы, если бы они действительно превратились в центры здоровья! Я знаю, о чем говорю, я бывал в больницах. Но там и сегодня все по-прежнему. Вот с чего мы начнем – со строительства образцовых больниц, значение которых будет заключаться не в их оборудовании, а в высоких стандартах диеты.
– Но вам не обойтись без оборудования в современных больницах, – возразил я.
– Естественно, там будет кое-какое оборудование, но вы действительно верите, что со всем этим оборудованием мы лечим больных лучше, чем врачи прошлого – Парацельс и Гиппократ, Кнейпп и Приссниц? Я знаю лишь то, что число больных растет, что претензии больниц лишь увеличиваются, что специалисты плодятся как мухи, а результаты становятся все хуже. Что-то в этой системе неправильно. Мы должны все обдумать и вернуться к природному лечению, которое основано на правильной диете.
Медицина и химики-фармацевты
Несколько дней Гиммлер страдал от головных болей и недостаточности мозгового кровообращения; у него ухудшилось зрение, и он прервал работу. Я смог облегчить его страдания. Перед началом сегодняшнего лечебного сеанса он достал из своего сейфа коробку и вручил ее мне:
– Посмотрите, это все лекарства от головной боли, которыми я пользовался до вас. Я принимал их, но головные боли только усиливались, и мне предписывали все большие и большие дозы. Когда лекарства перестали оказывать действие, врачи лишь качали головой и заявляли, что больше ничего не могут сделать. Никому не приходило в голову взять меня в свои руки и лечить мануальной терапией, как делаете вы, господин Керстен. А вот еще один склад лекарств от головной боли.
Гиммлер показал мне вторую коробку, больше первой, в которой находилось около тридцати различных препаратов, образцы которых он получал из медицинских центров ваффен-СС.
– Смотрите, как полезна головная боль для химика-фармацевта. Та же самая ситуация – с лекарствами от болезней желудка, ревматизма и подагры. Можно было бы посмеяться, если бы вопрос не стоял так серьезно. Нашу диету диктует пищевая промышленность, а лекарства предписываются нам производителями фармацевтики. Доктор вынужден служить продавцом у этих промышленников, химик – их клерком. В былые времена делом чести фармацевта было готовить лекарство для каждого пациента по индивидуальному рецепту врача. Это была действительно важная социальная задача. Но сегодня лишь немногие врачи выписывают индивидуальные рецепты. Эта сфера отдана на откуп химикам; их ответ – промышленное производство лекарств.
Можно ли винить заваленного делами терапевта за то, что он идет по самому легкому пути вместо того, чтобы выписывать отдельные рецепты? Осмотр пациента превратился в фарс. В скольких случаях он совершается как положено? У врача на все пять минут: три, чтобы заполнить бланки, две – чтобы выслушать пациента и назначить лекарство. В большинстве случаев врачу даже не нужно видеть пациента. Ему достаточно сидеть у телефона в ожидании звонка, выписывать рецепты и отправлять их фармацевту, у которого пациент может сам забрать лекарство. По крайней мере, так можно сэкономить много времени, которое иначе будет потрачено на бессмысленные разговоры.
Я засмеялся и сказал, что это уже преувеличение; опытный врач даже за то недолгое время, что есть в его распоряжении, может понять, надуманная ли болезнь у пациента или серьезная, и в последнем случае отправить больного к специалисту. Терапевт для того и нужен, чтобы отсеивать пациентов.
– Вот именно – отсеивать, – сказал Гиммлер. – Терапевты до того доотсеивались, что многие люди отворачиваются от официальной медицины. Эти врачи не понимают, насколько они подрывают доверие к себе и как широко дискредитируют свою профессию. Я смотрю на это с глубоким сожалением. Доктор играет очень важную роль в общественном здравоохранении; мы не можем позволить, чтобы медицинская профессия постепенно теряла почву под ногами вследствие цепочки самых разнообразных обстоятельств.
– Но как вы это измените? – спросил я Гиммлера. – Вы действительно хотите, как я уже слышал от господина Лея, после войны национализировать медицину?
– Как вы можете так думать, господин Керстен? Это воистину самое глупое, что мы могли бы сделать. Я могу понять, почему Лея привлекают подобные проекты; они вполне соответствуют его склонности к коллективизму, против которой мы выступаем. Кроме того, такая мера ничего не улучшит. К нашим нынешним бедам добавится лишь то, что врач станет чиновником. Это приведет к полному упадку медицинской профессии, гибели всякой инициативы и всех тех положительных, творческих элементов, в которых мы крайне нуждаемся для перестройки медицины в целом. Если господин Лей снова заговорит с вами об этом, можете потихоньку передать ему мои слова; для меня это нешуточный вопрос.
– Очень рад слышать это, господин рейхсфюрер, – ответил я. – Я с удовольствием передам это Лею. Но я по-прежнему не знаю, в чем состоят ваши планы реформ.
Но тут нас прервали, и Гиммлер пригласил меня как-нибудь на неделе пообедать с ним. Мне было любопытно услышать, с какими предложениями он может выступить.
Планы Гиммлера по медицинской реформе
Вечер получился чрезвычайно интересным. Мы не успели покончить с едой, как Гиммлер вернулся к теме наших предыдущих разговоров.
– Бессмысленно применять новые схемы к университетскому образованию, господин Керстен, – оно уже стало массовым. Подобными схемами развлекается одно поколение врачей за другим, но ничего так и не было сделано, потому что люди старой школы сидят повсюду и они достаточно хитроумны, чтобы саботировать даже самые лучшие планы. Бороться с ними – сизифов труд. Но если мы назначим нескольких человек, которые приняли бы нашу сторону в этом столкновении, то вокруг них могли бы сплотиться сторонники реформы.
Здесь, как и повсюду, гораздо лучше начать с самого низа. Поскольку массы невежественных людей доверчиво принимают любые прописанные лекарства, врачи никогда не задумываются, прежде чем выписать медикаменты промышленного производства. Мы должны поколебать эту доверчивость. Когда мы четко объясним народу, особенно матерям, что эти лекарства в лучшем случае снимают симптомы, но не лечат больных и что самые лучшие и самые полезные лекарства – те простые средства, которые предлагает нам природа, божественные средства, – публика начнет требовать их от своих врачей. Хотелось бы мне увидеть мать, которая не желает для своих детей самого лучшего! Сейчас бедная женщина верит, что лучшие препараты – самые дорогие; через двадцать лет она будет думать по-другому. И врачи добровольно изменят своим привычкам, едва увидят, что иначе растеряют всю свою клиентуру.
Почему мы видим вокруг столько врачей-гомеопатов? Потому что существует движение за естественные средства, требующее подобного лечения. Почему у нас есть, помимо Веришофена и Кнейпповских вод, так называемые кнейпповские врачи? Потому что за ними стоит Кнейпповская ассоциация. Однажды департамент здравоохранения службы безопасности предоставил мне цифры членства в биохимической ассоциации. Поразительно, сколько человек в ней состоит и сколько людей требует биохимического лечения, вне зависимости от того, верим ли мы в него или нет. Закон спроса и предложения применим не только к экономике. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы пробудить спрос на лечение естественными методами; а тогда и сами врачи найдут способ удовлетворить его.
