отечество святых друзей, более прекрасное, чем любое отечество на земле. Движение Сопротивления было этим отечеством.
Однажды утром по дороге на работу Легрэн вдруг спросил:
— Месье Жербье, вы руководитель движения Сопротивления?
Жербье посмотрел на обгорелое и измученное молодое лицо Легрэна с каким-то почти жестоким вниманием. Он увидел в нем безграничную лояльность и преданность.
— Я был в генеральном штабе движения, — сказал он. — Но здесь этого никто не знает. Я ехал из Парижа. Меня арестовали в Тулузе, я думаю, на меня навел «стукач». Но доказательств нет. Потому они даже не осмелились судить меня. Так они отправили меня сюда.
— На какой срок? — спросил Легрэн.
Жербье пожал плечами и улыбнулся.
— Как они соизволят, конечно, — сказал он. — Ты сам знаешь это лучше всех.
Легрэн остановился и посмотрел на землю. Затем он сказал прерывающимся голосом, но с большой твердостью.
— Месье Жербье, вам нужно бежать отсюда. Он подождал, затем поднял голову и добавил:
— Вы нужны им на свободе.
Так как Жербье не ответил, Легрэн продолжил:
— У меня есть идея. Я придумал ее уже давно… Я расскажу вам о ней сегодня ночью.
Они пошли каждый в свою сторону. Жербье купил немного сигарет у охранника, ставшего его поставщиком. Он прошелся вдоль плато. Со своей обычной улыбкой. Он достиг цели, к которой стремился, своими историями и образами терпеливо опьяняя Легрэна.
— Я скажу вам, в чем моя идея, — прошептал Легрэн, когда они убедились, что полковник, коммивояжер и аптекарь быстро уснули.
Легрэн собирался с мыслями и подбирал слова. Потом он снова заговорил.
— Что мешает побегу? Только две вещи: колючая проволока и патрули. Что касается колючей проволоки, то поверхность земли не везде ровная, и есть места, где такой худой человек, как вы, месье Жербье, вполне можете под ней пролезть, разве что немного порвете одежду.
— Я знаю такие места, — сказал Жербье.
— Это что касается колючей проволоки. Теперь остались патрули. Сколько минут потребуется вам, чтобы добежать до патрульной дорожки, перебежать через нее, и скрыться в окрестностях?
— Минут двенадцать… Самое большее — пятнадцать, — сказал Жербье.
— Ну, тогда я смогу устроить так, чтобы охранники ничего не увидели даже дольше, чем вы сказали, — сказал Легрэн.
— И я так считаю, — спокойно заметил Жербье. — Для хорошего электрика не составит труда заранее сделать так, чтобы электричество отключилось.
— Вы тоже думали об этом, — пробормотал Легрэн. — Но никогда не говорили ни слова.
— Я люблю командовать или исполнять команды. Я не умею просить об одолжении, — сказал Жербье. — Я ждал, пока ты сам это скажешь.
Жербье оперся на одно плечо, как будто хотел разглядеть лицо своего сокамерника в полной темноте. А затем сказал:
— Я часто удивлялся, почему ты, имея такие возможности, никогда так ими и не воспользовался.
Легрэн долго кашлял, пока смог ответить.
— В начале я обсуждал это с Армелем. Но он был против. Он, похоже, действительно был слишком безропотным. Но в основном он был прав. В наших тюремных робах и без документов, без продовольственных карточек, мы далеко бы не ушли. Потом Армель заболел. Я не мог оставить его. Затем и с моим здоровьем дела стали обстоять худо. Но вы — совсем другое дело. С вашими друзьями в Сопротивлении…
— Я уже установил контакт через охранника, который продает мне сигареты, — сказал Жербье. Без всякого перерыва он продолжил. — Через неделю, самое большее — через две — мы сможем уйти.
Наступила тишина. И сердце Легрэна так сильно билось, что Жербье услышал его биение сквозь его выпиравшие ребра. Прерывающимся голосом молодой человек спросил:
— Вы сказали «мы», не так ли, месье Жербье?
— Конечно, — сказал Жербье. — А ты как полагал?
— Я думал, что в определенный момент вы возьмете меня с собой. Но я не осмеливался быть в этом уверенным, — сказал Легрэн.
— Так что, ты хотел, — спросил Жербье, медленно и четко выговаривая каждый слог, — подготовить все для моего побега, а самому остаться здесь?
— Так я решил это для себя, — ответил Легрэн.
— И ты хотел бы поступить именно так?
— Им нужны вы, месье Жербье, в движении Сопротивления.
Несколько минут Жербье страшно хотелось закурить. Но он подождал, прежде чем зажег сигарету. Он терпеть не мог показывать эмоции на своем лице.
В начале партии в домино полковник Жарре дю Плесси заметил своим компаньонам:
— Маленький коммунист выглядит все уверенней. Я слышал, как он что-то напевает про себя каждое утро, отправляясь на работу.
— Это весна, — уверял коммивояжер.
— Это скорее то, что действует на всех, — вздохнул аптекарь. — Он, как и все другие, просто бедный ребенок.
Эти трое мужчин не испытывали никакой враждебности к Легрэну. Напротив, его возраст, его несчастливая судьба, его физическое состояние глубоко трогали их, потому что они по природе были очень добросердечными людьми. Они предлагали ему по очереди дежурить рядом с Армелем. Но Легрэн настолько ревновал всех к своему другу, что отклонил их предложение. Получая посылки из дома со скудной едой, они всегда хотели угостить Легрэна. Но зная, что не сможет оказать им ответную любезность, он неизменно отказывался. Постепенно его бескомпромиссное поведение заставило игроков в домино вообще практически не замечать его существования. Потому изменение в его поведении привлекло к нему их внимание. Однажды вечером, когда аптекарь раздавал всем шоколадные таблетки, которые нашел в своей посылке из дома, Легрэн тоже подставил руку.
— Ура! — воскликнул полковник Жарре дю Плесси. — Маленький коммунист начинает укрощаться.
Полковник повернулся к Жербье и сказал:
— Это ваше влияние, месье, и я поздравляю вас.
— Я думаю, это скорее шоколад, — сказал Жербье.
Через несколько часов, когда из всех в камере бодрствовали только они, Жербье обратился к Легрэну:
— Ты выбрал не самое лучшее время, чтобы привлечь внимание к своим сладким зубам.
— Это потому что я думал… я думал, что теперь смогу вскоре тоже послать им что-то, — пробормотал юноша.
— Но то же самое могли подумать и они. Никогда не следует считать людей глупее, чем они есть, — сказал Жербье.
Они замолчали. Через несколько минут Легрэн огорченно спросил:
— Вы не сердитесь на меня, месье Жербье?
— Нет, кончено, нет. Закончим на этом, — сказал Жербье.
— Тогда вы не откажетесь рассказать мне, что произойдет после того, как свет погаснет? — попросил Легрэн.
— Я уже рассказывал все подробно вчера и еще позавчера, — сказал Жербье.
— Если вы не расскажете мне снова, — сказал Легрэн, — я просто не смогу заставить себя поверить
