тому, что подал заявление о вступлении добровольцем в ряды СС, вдохновенно соврал Гиммлеру:
— Из-за крови, рейхсфюрер.
— Крови? — удивился Гиммлер.
— О да. Видите ли, я получил огнестрельное ранение больше месяца назад, но рана до сих пор кровоточит. И лекари ничего не могут сделать, чтобы остановить кровотечение. Поэтому, когда мой товарищ вывозит меня в моем инвалидном кресле на утреннюю прогулку, как сегодня, я специально ношу этот предмет одежды, чтобы гражданские жители Берлина не видели на моей голове кровь и не пугались. Мне кажется, рейхсфюрер, что если бы жители Берлина увидели германского солдата с кровоточащей раной на голове прямо в центре германской столицы, то это было бы худо для морального духа гражданского населения столицы нашего рейха.
— Похвально, весьма похвально, — проговорил Гиммлер голосом, в котором неожиданно послышались слезы, и промокнул свои внезапно увлажнившиеся глаза. Рейхсфюрер был весьма эмоционален во всех вопросах, которые касались его элитных подразделений. — А вам, проклятым жеребцам, которые гарцуют в центре Берлина в то время, как на рейх со всех сторон обрушиваются смертельные опасности, следует брать пример с моих храбрых, увенчанных ореолом страдания эсэсовцев!
— Да, рейхсфюрер, — смиренно выдавил офицер Генерального штаба.
Гиммлер отпустил его пренебрежительным взмахом руки и снова повернулся к двум эсэсовцам. Выражение его вечно хмурого землистого лица стало теперь очень теплым.
— Итак, что я могу сделать для вас, мои герои? — спросил он.
Шульце мгновенно ухватился за этот шанс, почувствовав, что у них может появиться реальная возможность реализовать давнишнюю мечту — выскользнуть из тесной удушливой клетки столичного госпиталя «Шарите».
— Рейхсфюрер, мы хотели бы как можно скорее вернуться в наш родной батальон.
— Как называется ваш батальон?
— Он называется штурмовой батальон СС «Вотан», — рявкнул Шульце, точно стоял сейчас на парадном плацу в Зеннештадте.
Лицо Гиммлера расплылось в улыбке.
— А, «Вотан»! — воскликнул он. — Я слышал лишь самые великолепные отзывы об этой части!
Тем не менее, когда рейхсфюрер сделал знак Шульце, чтобы тот подошел ближе к нему, гамбуржцу показалось, что в глазах Гиммлера затаилась некоторая растерянность.
— Ваш батальон находится в районе Дьеппа, шарфюрер, — мягким голосом пояснил Гиммлер.
— Дьеппа, рейхсфюрер? — переспросил Шульце.
— Да, город Дьепп на побережье Франции.
— Но там же не проходит линия фронта, рейхсфюрер, — проронил удивленный Шульце. — И там никогда не велось никаких боев за последние пару лет — с тех самых пор, как лягушатники поголовно сдались нам. Батальон же «Вотан» — это своего рода «пожарная команда» фюрера, которую он всякий раз бросает туда, где по-настоящему жарко!
Генрих Гиммлер подмигнул Шульце, что было весьма необычным жестом со стороны этого человека, практически напрочь лишенного чувства юмора.
— Не беспокойтесь, шарфюрер, — доверительно проронил он, — скоро об этом позаботятся томми!
Глава третья
Премьер-министр Великобритании нежился в теплой ванне с гидромассажем.
— Ну, Маунтбеттен, — не поворачивая головы, осведомился он, — что нового вы можете сказать мне о готовящейся операции?
Привлекательный молодой и аристократичный глава Управления совместных операций адмирал Луис Маунтбеттен почувствовал, что настал его час. Он получил назначение на этот высокий пост вскоре после того, как затонул эсминец королевских ВМС «Келли»[10], которым он командовал; теперь моряк страстно мечтал о том, чтобы добиться как можно более быстрого успеха на новом поприще — точно так же, как он всегда делал это на всех других этапах своей стремительной военной карьеры.
— Боюсь, господин премьер-министр, — вздохнул адмирал Маунтбеттен, — что проклятые боши что- то почувствовали. Наши друзья из движения Сопротивления сообщили, что немцы начали концентрировать в этом районе отдельные боевые подразделения своей новой танковой дивизии. А в районе Руана замечены два подразделения из состава дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Правда, в соответствии с нашими разведдонесениями, их направили туда на переформирование — после того, как соединение здорово потрепали в боях на Восточном фронте. Вчера же радио Парижа передало следующую информацию: «Президент США Рузвельт уполномочил своего советника Гарри Хопкинса и начальника штаба сухопутных сил Джорджа Маршалла предоставить британским союзникам все необходимое с тем, чтобы они могли предпринять высадку в районе норвежского Нарвика — все, за исключением разве что собственно американских солдат. При этом, однако, Черчилль должен понимать, что, замышляя новую высадку в районе Нарвика, он рискует получить еще один Дюнкерк[11]». — Маунтбеттен посмотрел на Уинстона Черчилля: — Это может означать, что немцы думают, будто мы действительно хотим предпринять попытку высадки в Норвегии. — Он пожал плечами. — Или же это может означать, что они и в самом деле пронюхали, что нашей истинной целью является высадка во Франции.
Черчилль ничего не ответил. Выражение его лица совсем не изменилось — точно он заранее рассчитывал услышать от Маунтбеттена эти новости. Последний облизал губы и замер, ожидая, что же скажет премьер-министр. Но Черчилль, казалось, не испытывал ни малейшего желания говорить, по- прежнему храня непроницаемое молчание, и в конце концов Маунтбеттену пришлось снова заговорить самому:
— Разумеется, можно предположить, что немцам просто повезло и они смогли совершенно случайно разгадать наши планы. Хотя при этом мы должны отдавать себе отчет в том, что подготовка к операции идет полным ходом уже с апреля и в распоряжении службы безопасности есть неопровержимые данные о том, что канадцы, которых готовят к этой высадке во Франции, неоднократно открыто болтали об этом в пабах на юго-восточном побережье Англии. — Адмирал слегка улыбнулся, демонстрируя свои превосходные зубы: — Боюсь, что представители наших доминионов имеют привычку разговаривать слишком громко.
Черчилль, дотоле безмятежно нежившийся в ванне в лежачем положении, внезапно резко сел, обмакнул кончик сигары в стакан с коньяком, удобно стоявший на краю ванны, и воинственно уставился на молодого главу Управления совместных операций. «Он выглядит как китайский Бог изобилия, страдающий от сильной боли в желудке», — пронеслось в голове Маунтбеттена.
— Вы, конечно, знаете, для чего мы затеяли всю эту операцию, не так ли, Маунтбеттен? — рявкнул премьер-министр.
— Видите ли, сэр, мы ничего не предпринимали со времени рейда на Сен-Назер[12], который был произведен еще в марте, и, надо сказать, что та «стальная рука», которая, по вашему выражению, «высовывается из моря и хватает немецких часовых, стоящих на своих постах», в последнее время была как-то совсем неощутима, — произнес адмирал с обезоруживающей улыбкой.
Черчилль сурово взглянул на Маунтбеттена:
— Нет, это будет что-то гораздо большее, чем просто рейд, что-то значительно большее! — Он ткнул кончиком сигары в адмирала: — Дело в том, что Советы подняли несусветный вой по поводу своих потерь, а также того, что именно на них лежит вся основная тяжесть боевых действий в войне. А на прошлой неделе дядюшка Джо[13] публично заявил о том, что у Красной армии нет никакого намерения ни уничтожать германскую нацию, ни ликвидировать германское государство. Я расцениваю это как совершенно ясное свидетельство того, что Советы намереваются заключить с Гитлером
