— Французам это нравится, — осторожно ответил он, словно боясь угодить в ловушку. — Положено следовать обычаям страны.
— Это ужасно негигиенично.
— Да.
Возникла пауза. Его лицо оставалось непроницаемым, он все так же избегал улыбаться. Хайди подумала, не стоит ли сразу отдать ему записную книжку. Но это было бы слишком грубо и по-деловому; потом останется только встать и распрощаться.
— На пиджаке не осталось пятен? — спросила она, разглядывая его лацкан. Ее внимание привлек его новый галстук кричащей расцветки.
— Нет, ничего, — сказал он и тоже скосил глаз на свой пиджак, желая удостовериться, все ли в порядке.
— Я очень виновата, простите меня.
— Ничего, — повторил он.
Хайди подумала, что он ведет себя, как надувшийся мальчишка, но сочла такое поведение довольно привлекательным.
— В общем, я захватила с собой вашу книжку, — сказала она, надеясь, что это заставит его расслабиться. Но стоило ей заглянуть в сумочку, как он выбросил вперед руку и защелкнул замок.
— Не здесь, — произнес он. — Потом, когда я поведу вас к такси.
— Почему? — удивленно проговорила Хайди. Она с любопытством отметила, что у него большие руки сельского парня, с неотмываемыми темными каймами под тщательно обработанными ногтями.
Он оставил ее вопрос без ответа. Вместо этого, впервые глядя ей прямо в глаза, он сам спросил:
— Зачем вы ее взяли?
Его голос звучал ровно, почти беспечно, чего никак нельзя было сказать о взгляде. Его широко расставленные глаза, расположенные на одной линии с впадиной, отделяющей его виски от широких скул, смотрели на нее с пристальностью, делающей бессмысленной легкую светскую болтовню и отметающей всякие формальности, подобно тому, как он минуту назад отбросил ногой стул.
— Не знаю, — пролепетала Хайди. Она почувствовала, что ее лицо, несмотря на косметику, заливает бледность. — Я подобрала ее, когда она выпала из кармана, и собиралась отдать ее вам — но вы были заняты беседой с мсье Анатолем, поэтому я сунула ее в сумочку и забыла о ней…
— Забыли, — повторил он с иронией и надменно улыбнулся.
— Должно быть, так. — Только что она чувствовала, что бледнеет, теперь же покраснела, как девчонка, уличенная во лжи.
— Кому вы ее показывали? — спросил он почти грубо.
— Показывала? — Ее брови поползли вверх, и она беспомощно уставилась на него. — Да вы с ума сошли!…
Он пристально посмотрел на нее. Поняв, насколько ее удивил его вопрос, он стал преображаться на глазах: после беззвучного вздоха его мышцы расслабились, взгляд, перестав быть острым, как сверло, пополз к ее шее, плечам, груди, после чего он снова стал глядеть ей в лицо, но уже с чуть насмешливой улыбкой.
— Значит, это было простое любопытство?
— Думаю, что да, — виновато призналась она.
— А вы сами в нее заглядывали? — Его взор вновь ожесточился.
— Да — лежа в кровати. — Зачем было сообщать ему об этой подробности? Она ругала себя, зная при этом, что, чем больше она ощущает себя мошенницей, тем более ангельской становится ее внешность. Папина темноволосая нимфа… Однажды, еще ребенком, притворившись спящей, она слышала, как он шептал ей эти нежные слова.
— Вы понимаете кириллицу? — спросил Никитин.
— Нет. Но я догадалась, что там записаны имена людей, с которыми вы встречались в гостях. Вы, видимо, часто ходите в гости.
Выражение его лица вновь утратило озабоченность и стало по-доброму насмешливым.
— Я работаю в культурной миссии.
— А что там за значки после имен? — полюбопытствовала она.
— А вы догадайтесь. Вы же такая умница!
Удивительное нахальство! Еще более удивительным было то, что она позволяла ему так себя вести. Он понимает, как обходиться со мной, подумала она. Улыбнувшись до ушей, как догадливая ученица, она отбарабанила:
— Я подумала, что вы ставите каждому оценку за любезность, политические взгляды, сексуальность и кто знает, что еще. Я права?
Он все так же улыбался ей с поощрительной насмешкой.
— Да. Все мы играем в маленькие тайные игры, правда?
— Думаю, это гадкая игра — делить людей на категории.
— Разве? Что же здесь гадкого? — Ее замечание вызвало у него неподдельное изумление.
— Ну как же — это все равно что браковать скот, клеймить овец или метить деревья для вырубки.
— И что же в этом плохого? Категории приходится различать, разве нет?
Она пожала плечами и решила сдаться.
— Лучше угостите меня, раз мне пришлось столько из-за вас пережить.
Он поднял короткий палец, и запыхавшийся официант каким-то чудом мгновенно заметил сигнал и поспешил к ним, лавируя между столами. Хайди была сражена.
— Если бы я вела свой список, я бы поставила вам за это восклицательный знак, — сказала она.
— За что? — Всякий раз, когда до него не сразу доходил смысл ее слов, на его лице снова появлялось выражение настороженности и недоверчивости, почти что агрессивности, как у обидчивого подростка.
— За то, что вам удалось поймать взгляд официанта, — объяснила Хайди. — С точки зрения женщины, это показательный тест.
— А-а, понимаю. На властность, да? — Он улыбнулся, определенно пораженный женской проницательностью.
Хайди заказала подошедшему официанту перно. Федя восхищенно посмотрел на нее.
— Вы пьете ЭТО?
— Да, мне нравится.
— Очень сильная штука. Если выпить ее слишком много, можно потерять зрение и…
— Потенцию, — пришла ему на помощь Хайди.
Он во второй раз одарил ее откровенным, прямым взглядом, от которого у нее перехватило дыхание. Он не произнес ни слова, и Хайди стала отчаянно придумывать, что бы еще сказать. Наконец, она решилась броситься в омут с головой.
— У вас в стране все такие скромники? Но оказалось, что она нырнула в довольно теплую
воду бассейна, освоенного множеством пловцов еще с незапамятных времен.
— Скромники? Дома мы говорим о естественных вещах естественно.
— Тогда почему вас покоробило мое естественное замечание о предполагаемых свойствах перно?
Он улыбнулся и неожиданно мягко сказал:
— Вы говорите не естественно, а фривольно.
Официант принес заказ. Рассматривая желтую жидкость в рюмке, мутной пеленой окружившую кубик льда, она поймала себя на том, что кусает губу. Плохой признак. Федя подозвал официанта и одним глотком опрокинул свою рюмку.
— Еще две порции, — бросил он пораженному официанту.
— Боже! — вскричала Хайди. — Разве можно поступать так с перно?
— А что? — Он дружески улыбнулся ей, показывая зубы. — Дома мы всегда так пьем.
— Но это же не водка.
— Нет. Это с запахом духов.
Он мирно поставил рюмку на стол. Даже выпивка у них пахнет духами. Вероломная Капуя! Солнце ласково освещало спинки плетеных стульев на террасе и сидящих на них прелестных женщин,
