— Помогите! — заорал Максик, и крик его доносился до самой вершины купола. — Помоги-и-ите!
В этот момент на манеже появился профессор Йокус фон Покус.
— Кто это кричит так жалобно? — спросил он.
— Это я, дорогой Йокус! — крикнул мальчик. — Пожалуйста, спаси меня! Они меня не узнают!
Он вырвался из рук наездника, подбежал к профессору и, еле дыша, повторил:
— Они не узнают меня!
— Прежде всего спокойствие! — сказал профессор. Потом он посмотрел на мальчика и спросил: — Они тебя не узнают?
— Не узнают, Йокус!
— А кто же ты? — осторожно спросил профессор. — Дело в том, что я тоже тебя не узнаю.
Словно бездна разверзлась под ногами мальчика. Голова закружилась. В глазах поплыли круги.
— Йокус меня не узнаёт, — прошептал он. — Даже Йокус меня не узнал…
Слёзы ручьями потекли по его щекам.
Стало совсем тихо. Даже директор и Рысаковский молчали.
— Откуда же мне тебя знать? — спросил растерянно профессор.
— Но ведь я же твой Максик, — рыдал мальчик. В отчаянии он закрыл лицо руками. — Я же твой Мак-сик Пихельштейнер!
— Врёшь! — раздался звонкий мальчишеский голос. — Максик Пихельштейнер это я!
Большой мальчик опустил руки и в ужасе посмотрел на нагрудный карман профессора. Из кармана высовывался Маленький Человек и гневно размахивал руками.
— Пожалуйста, унеси меня отсюда! Я не люблю лгунишек!
— Дорогой Йокус! — крикнул большой мальчик. — Останься здесь! Останься со мной! У меня ведь только ты один на свете!
— Ну, Максик! — сказал профессор. — Почему ты так расплакался? Я ведь с тобой, я всегда с тобой! Тебе плохой сон приснился?
Максик широко раскрыл глаза. На его ресницах ещё висели слезинки. Но он видел над собой озабоченное лицо Йокуса. Он вдыхал запах ландышей и знал, что сидит в цветочном горшке на балконе своего номера. И всё опять было хорошо.
Глава 13
— Правда, это был только сон? — Маленький Человек облегчённо вздохнул. Словно камешек с его души свалился. — Ох, Йокус, милый, какое счастье, что ты меня опять узнаёшь!
— Я тебя не узнавал? Ну знаешь ли…
— Да, это потому, что я очень вырос, — объяснил Максик. — Я был такого же роста, как все мальчишки моих лет. Но, кроме того, я был ещё и маленький, как теперь, и торчал в твоём кармане.
— Значит, ты был и Макс и Максик одновременно? Здорово!
Маленький Человек рассмеялся. Правда, в горле всё ещё стоял комок. Но Максик знал, что скоро ему опять станет весело.
— Пожалуйста, возьми меня в руки, — сказал он. — Тогда мне не будет страшно.
— Кстати, на балконе довольно холодно, — заметил Йокус и вынул его из цветочного горшка. — Искупайся в мыльнице — и марш в спичечную коробку. Перед сном ты мне расскажешь, что тебе приснилось.
— Всё-всё-всё?
— Да, всё-всё-всё. От начала до конца. Потому что сон — дело хитрое. Вдруг Йокус испугался: — Ты не голоден? Или ты во сне ел сосиски?
— Нет, — ответил Максик, — сон был совсем без еды. Но всё равно я сыт.
При свете ночника Максик рассказал свой сон. Всё до последней мелочи. О доброй фрау Хольцер и о том, как она чихала. О профессоре Ваксмуте, который оказался взаправдашним волшебником и превратил Максика сначала в великана, а после в обыкновенного школьника. Потом он рассказал о драке с мальчишкой с соломенными волосами. И о тумбах с глупыми афишами… О цирке, о директоре Громовержце и наезднике Рысаковском. И наконец, о том страхе, который он пережил, когда к ним подошёл Йокус с Маленьким Человеком в кармане и даже не узнал его — настоящего Максика.
Йокус молчал довольно долго. Потом откашлялся и сказал:
— Вот видишь. Сон всё и выдал. Ты мечтал стать обыкновенным мальчишкой, вместо того чтобы оставаться самим собой.
Максик кивнул печально:
— Мечтал уже давно. Только никому не рассказывал. Даже тебе. Хотя я тебе всегда всё рассказываю.
— И вот, когда ты вырос, тебе стало жутко!
— Ага, — подтвердил Максик смущённо. — Ты как-то говорил, что надо кем-то быть и что-то уметь. А тут я вдруг стал никем и ничего не умел. Когда я рассказал директору и Рысаковскому, что умею развязывать шнурки, они смеялись надо мной.
— Просто ты стал большим, как все. Все умеют расшнуровывать ботинки. Но только один Маленький Человек делает так, что никто ничего не замечает.
— Это совсем немного, — сказал Максик.
— Немного, — подтвердил Йокус. — Но всё же лучше, чем ничего. Ибо кто на свете может много? Вот, например, некто, сидя в тюрьме, изобретает застёжку-«молнию». Теперь она чуть ли не на каждом чемодане или костюме. Итак, изобретена застёжка-«молния». Это много?
Максик внимательно слушал профессора…
— Или другой пример. Кто-то пробегает стометровку на десятую долю секунды быстрее, чем все остальные спринтеры во всех частях света, — сказал Йокус, — и люди в восторге забрасывают шапками стадион. Но я своей шапки не сниму. Установлен новый рекорд? Хорошо. Я тоже радуюсь и хлопаю в ладоши. Но много ли это?
— Может быть, это и немного, — заметил Маленький Человек, — но что же больше? И что вообще тогда «много»?
— Предотвратить войну, — ответил Йокус. — Победить голод. Избавить человечество от болезней, которые считались до сих пор неизлечимыми.
— Но ведь этого мы с тобой не можем, — заметил Максик.
Йокус кивнул:
— Не можем. И очень жаль. С нашим искусством много не сделаешь. Мы можем добиться лишь двух вещей: удивить и развеселить людей. У нас нет повода зазнаваться. И тем не менее завтра все газеты сойдут из-за нас с ума.
— Ты так думаешь?
— Да, я в этом уверен, малыш. Завтра будет чёрт знает что твориться. А теперь — спать. Утро вечера мудренее.
Йокус положил голову на подушку.
— По-моему, я ещё совсем не устал, — заявил Маленький Человек.
— Глубокоуважаемый господин Пихельштей-нер, — обратился к нему профессор, — Я был бы вам чрезвычайно признателен, если б вы не сочли за труд задуть свечу.
Максик засмеялся и выключил свет.
— Значит, я опять маленький, — пробормотал он в темноте. — Но когда ты рядом, мне это нравится.
— Спи, пожалуйста.
