Наконец он слез с кровати и взглянул на карманные часы. Светящийся циферблат показывал десять часов.
Очевидно, нечто вроде солнечного затмения, подумал он и решительно залез обратно в постель. В комнате был собачий холод.
Но заснуть не удалось. Пока он лежал, зажмурившись, его осенила идея. Он опять слез с кровати, зажег спичку и поднес ее к слуховому окну.
Оно было завалено выпавшим за ночь снегом. Так вот какое затмение! — подумал он и приподнял оконную раму. Большая часть снега скатилась по крыше. Остаток, килограмма четыре, ухнул на ноги Тоблеру. Он выругался. Но это прозвучало не очень убедительно.
Над крышей сияло солнце. Его лучи, обогревая, проникали в выстуженную мансарду. Тайный советник Тоблер снял пальто, взобрался на стул и, высунув голову в окно, принял солнечную ванну. Ближайшие окрестности и горизонт были наполнены ледяным блеском горных вершин и розоватым мерцанием скал.
Он слез со стула, умылся, побрился, надел фиолетовый костюм, навернул на длинные штанины обмотки, сохранившиеся с первой мировой войны, и спустился в столовую.
Там он встретил Хагедорна. Они сердечно поприветствовали друг друга.
— Господин Кессельгут уже пасется на лыжном лугу, — сказал молодой человек.
Они основательно позавтракали.
Через большие окна был виден парк. Деревья и кусты выглядели так, точно на ветках цвел снег, как цветы. За деревьями поднимались хребты и вершины зимних Альп. А надо всем сияло безоблачное синее небо.
— До того красиво, что можно с ума сойти! — сказал Хагедорн. — Что мы сегодня предпримем?
— Пойдем гулять, — сказал Шульце. — Все равно куда. — Он широко раскинул руки. Слишком короткие рукава от испуга съехали к локтям. — Только предупреждаю вас: не вздумайте по дороге сообщать мне, как называются отдельные горы.
Хагедорн рассмеялся.
— Не беспокойтесь, Шульце! Я того же мнения, что и вы. С красотой нельзя быть на ты!
— За исключением женщин, — решительно возразил Шульце.
— Как вам угодно! — согласился молодой человек и, подозвав кельнера, попросил его достать на кухне пустое ведерко из-под джема. Тот выполнил странное поручение, и оба лауреата направились к выходу.
У дядюшки Польтера мурашки забегали по спине, когда он увидел обмотки на ногах Шульце. Ведерко из-под джема тоже его не обрадовало. Было похоже, будто двое взрослых мужчин отправляются играть в песочек.
Они вышли из отеля.
— Казимир за ночь стал еще красивее! — крикнул Хагедорн, подбежал к снеговику, приподнялся на цыпочки и нахлобучил ему на голову золотистое ведерко.
Когда лауреат подвигал плечами, лицо его исказила страдальческая гримаса.
— Этот Штюнцер меня совершенно доконал! — простонал он.
— Какой Штюнцер? — спросил Шульце,
— Массажист, — ответил Хагедорн. — Все болит, словно меня провернули через валки. Говорите, полезно для здоровья? Да это же умышленное членовредительство!
— Тем не менее полезно, — подтвердил Шульце.
— Если послезавтра он снова придет, — сказал Хагедорн, — я пошлю его в ваш чулан. Пусть там побесится!
Открылась дверь отеля, вышел дядюшка Польтер и по снегу затопал к Хагедорну.
— Вам письмо, господин кандидат. А в другом конверте несколько иностранных марок.
— Спасибо, — сказал молодой человек. — О, письмо от моей матери! Да, как вам нравится Казимир, господин Польтер?
— Об этом мне не хотелось бы высказываться, — ответил швейцар.
— Но позвольте! — воскликнул молодой человек. — Специалисты считают Казимира самым красивым снеговиком на земле!
— Вот как, — сказал дядюшка Польтер. — Я-то думал, что Казимир — имя господина Шульце. — Он слегка поклонился и пошел к отелю. У дверей он обернулся: — В снеговиках я ничего не понимаю.
Они двинулись по дороге, которая через заснеженную долину привела к еловому лесу. Здесь начался подъем. Деревья были вековые, гигантские. Порой с ветки сползала тяжелая снежная кладь и, рассыпавшись белым облачком, опыляла двух пешеходов, молча гулявших в сказочной тишине. Солнечный свет покрыл горную тропу полосками, как прядями, которые расчесала добрая фея. Увидев у тропы скамейку, путники остановились. Хагедорн смахнул снег, и они уселись. Черная белка торопливо перебежала дорожку.
Через некоторое время они так же молча поднялись и пошли дальше. Лес кончился. Впереди было открытое пространство. Тропа, казалось, уходила в небо. В действительности она сворачивала направо и вела к безлесному холму, на котором двигались две черные точки.
— Я счастлив! — сказал Хагедорн. — Это за пределами дозволенного! — Он удивленно покачал головой. — Подумать только: позавчера еще в Берлине. Годами без работы. А через две недели опять в Берлин…
— Быть счастливым — не зазорно, это редко бывает, — заметил Шульце.
Одна из черных точек вдруг стала удаляться от другой. Расстояние между ними нарастало. Точка тоже увеличивалась. Это был лыжник. Он приближался с жуткой скоростью и с трудом держался на ногах.
— Его лыжи понесли, — сказал Хагедорн.
Метрах в двадцати от них лыжник совершил какой-то акробатический прыжок, нырнул головой в снег и исчез.
— Боевая тревога! — крикнул Шульце.
И они побежали напрямик, увязая по пояс в снегу и помогая друг другу.
Наконец они увидели пару дрыгающихся ног и пару лыж, ухватились за них и стали дергать, пока не вытащили какого-то человека, мало отличавшегося от снеговика Казимира. Он кашлял, фыркал, выплюнул килограммы снега, а затем с глубокой скорбью сказал:
— Доброе утро, господа! Это был Иоганн Кессельгут.
Шульце смеялся до слез. Хагедорн стал отряхать снег с потерпевшего. Кессельгут придирчиво ощупал свои конечности и дал заключение:
— Кажется, я еще цел.
— Зачем же вы покатились с такой скоростью? — спросил Шульце.
— Это лыжи покатились, а не я, — сердито ответил Кессельгут.
Наконец примчался и Тони Гразвандер. Сделав элегантный вираж, он остановился перед ними как вкопанный.
— Ну что же вы, уважаемый! — воскликнул он. — Скоростной спуск начнем только на пятом занятии!
После обеда трое друзей вышли на террасу, расположились в удобных шезлонгах и, покуривая сигары, закрыли глаза. Солнце припекало жарче, чем летом.
— Через несколько дней мы будем черные, как негры, — сказал Шульце. — Загар творит чудеса. Посмотришь в зеркало — и ты здоров.
Остальные согласно кивнули.
Через некоторое время Хагедорн сказал:
— Знаете, когда моя матушка написала письмо, которое пришло сегодня? Когда я был в мясной лавке и покупал колбасу на дорогу.
— Зачем такая спешка? — спросил Кессельгут недоуменно.
— Чтобы я в первый же день получил от нее письмо!
— А-а, — сказал Шульце. — Прекрасная идея.
