Солнце жарило. Сигары потухли. Трое спали. Кессельгуту снились лыжи. Будто Тони Гразвандер стоит на одной церковной башне мюнхенской Фрауэнкирхе, а он, Кессельгут, на второй. «А теперь небольшой скоростной спуск, — сказал Тони. — По церковной крыше, пожалуйста. Оттуда стильный прыжок на Бриэннерштрассе. Перед Дворцовым парком, у кафе „Аннаст“, сделайте поворот в упоре и ждите меня».
«Не поеду, — заявил Кессельгут. — Мне и во сне такое не приснилось бы». Но тут он сообразил, что видит это во сне, расхрабрился и повернулся к Тони спиной: «А теперь скоростной спуск у меня по спине, и там, где она кончается, сделайте стильный поворот в упоре!» — И он сонно улыбнулся.
Волнения господина Кессельгута
Когда Хагедорн проснулся, Шульце и Кессельгут исчезли. Невдалеке за маленьким столиком фон Маллебре пила кофе.
— Я наблюдаю за вами, господин кандидат, — сказала она. — У вас талант спать.
— Надеюсь! — гордо ответил он. — Я храпел?
Она ответила «нет» и пригласила его на чашку кофе. Он подсел к ней. Сначала они поговорили об отеле, об Альпах и о путешествиях. Потом она сказала:
— Я чувствую, что должна извиниться перед вами за то, что я такая несерьёзная женщина. Да, да, несерьёзная. К сожалению, это верно. Но я не всегда была такая. Моя сущность каждый раз определяется мужчиной, с которым я живу. У многих женщин это так. Мы приноравливаемся. Мой первый муж был биологом. Тогда я была очень образованной, Второй муж был гонщиком, и те два года я интересовалась только автомобилями. Думаю, что если влюблюсь в гимнаста, то смогу крутить на турнике «солнце».
— Надеюсь, вы никогда не выйдете замуж за огнеглотателя, — сказал Хагедорн. — Кроме того, есть мужчины, которым приспособленчество женщины действует на нервы.
— Других мужчин вообще не бывает, — сказала она. — Но один-два года каждый находит это привлекательным. — Она сделала театральную паузу. — Боюсь, что моя несерьёзность становится хронической. Но без посторонней помощи я не справлюсь.
— Если я вас правильно понял, вы считаете меня особенно энергичным и ценным человеком,
— Вы правильно меня поняли, — сказала она и нежно посмотрела на него.
— Ваше мнение льстит мне, — сказал он. — Но ведь я, в конце концов, не знахарь, сударыня!
— Это не то слово, — тихо сказала она. — Я же не собираюсь с вами ворожить!
Он поднялся.
— К сожалению, я должен идти, мои знакомые куда-то пропали. Мы продолжим беседу как-нибудь в другой раз.
Она протянула ему руку. Её глаза затуманились.
— Жаль, что вы уходите, дорогой господин Хагедорн. Я отношусь к вам с огромным доверием.
Он дал тягу и стал искать Шульце, чтобы поплакаться. Искал Шульце, но нашел Кессельгута. Тот предположил, что он у себя в номере. Они поднялись на шестой этаж. Постучали. Никто не ответил. Хагедорн нажал на дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. Они вошли. Комната была пуста.
— Кто здесь проживает? — спросил Кессельгут.
— Шульце, — ответил молодой человек. — Разумеется, о проживании не может быть и речи. Это его ночлег. Он приходит поздно вечером, надевает пальто, красную вязаную шапку и ложится на кровать.
Кессельгут молчал. Он не мог этого постичь.
— Ну, пошли! — сказал Хагедорн.
— Я вас догоню, — сказал Кессельгут. — Меня интересует эта комната.
Когда Хагедорн вышел, Иоганн приступил к уборке. Открытая корзина стояла на полу. Белье перерыто Пальто лежало на кровати. Галстуки, манжетки и носки валялись на столе. Вода в графине и умывальнике была несвежая. У Иоганна навернулись слезы на глаза.
Через двадцать минут был порядок! Слуга вынул из своего элегантного пиджака портсигар и положил на стол три сигары и коробок спичек.
Затем Иоганн сбегал к себе в номер, перерыл чемоданы и шкафы и вернулся крадучись по служебной лестнице в чердачную каморку. Он притащил с собой мохнатое полотенце, пепельницу, одеяло из верблюжьей шерсти, вазу с еловой веткой, резиновую грелку и три яблока. Расставив и разложив дары, он еще раз пристально оглядел всё, сделал пометки в блокноте и возвратился в свой аристократический номер. По дороге ему никто не встретился.
Хагедорн обошел всё: игорный салон, бар, библиотеку, даже кегельбан. Не знал, что и делать. Отель словно вымер. Все были еще в горах. Он направился в холл и спросил швейцара, не знает ли тот, куда делся господин Шульце.
— Он на катке, господин кандидат, — ответил дядюшка Польтер. — Там, сзади.
Молодой человек вышел из отеля. Солнце садилось. Ещё светились только самые высокие макушки. Каток был устроен на теннисных кортах. Но на коньках никто не катался. Лед покрывал толстый слой снега. В дальнем конце два человека сгребали снег. Хагедорн слышал, как они разговаривают и смеются. Он пошел вдоль высокой проволочной сетки вокруг площадки. Подойдя к рабочим поближе, он крикнул:
— Извините, вы не видели высокого господина, который хотел кататься на коньках?
Один из рабочих крикнул в ответ:
— Видели, мой дорогой! Высокий пожилой господин сгребает снег!
— Шульце? — спросил Хагедорн. — Это вы? У вас что — отказали тормоза?
— Ни в коем случае! — весело ответил Шульце. — Я занимаюсь производственной гимнастикой! — На голове у него была красная вязаная шапка, черные наушники, на руках черные перчатки и две пары напульсников. — Швейцар нарядил меня на аварийные работы.
Хагедорн ступил на очищенный лед и осторожными шажками подошел к рабочим. Шульце пожал ему руку.
— Это же немыслимо, — растерянно сказал молодой человек. — Какая наглость! В отеле много служащих!
Зепп, садовник и сторож лыжного склада, поплевал на ладони и, продолжая работать лопатой, сказал:
— Конечно, есть. Это какую-то каверзу подстроили.
— Я не вижу каверзы, — сказал Шульце. — Швейцар заботится о моем здоровье.
— Немедленно уйдемте отсюда! — сказал Хагедорн. — Этому типу я начищу морду так, что он…
— Дорогой мой, — прервал его Шульце. — Вторично прошу вас не вмешиваться в это дело.
— Еще лопата есть? — спросил молодой человек.
— Есть, конечно, — ответил Зепп. — Да ведь полкатка уже очищено. С остальным я и один справлюсь. Ступайте полдничать, господин Шульце!
— Я очень мешал вам? — робко спросил пожилой человек.
Зепп рассмеялся.
— Малость! Учились вы, небось, не снег убирать.
Шульце тоже засмеялся. Он по-товарищески простился с местным жителем, вложил ему в руку три монеты, прислонил свой рабочий инструмент к ограде и пошел с Хагедорном через парк в сторону отеля.
— Завтра хочу прокатиться на коньках, — сказал Шульце. — Но, может, я уже разучился? Жаль, что здесь нет теплой раздевалки. Это всегда самое приятное место на катке.
— Я зол, — признался Хагедорн. — Если вы сейчас не устроите им скандал, то — самое позднее послезавтра — вас заставят драить лестницы. Пожалуйтесь хотя бы директору!
— Так в этом же участвует и директор. Меня хотят отсюда выжить. Очень увлекательно. — Шульце взял молодого человека под руку. — Не ворчите! Это моя причуда. Когда-нибудь потом вы меня поймете!
