надо разобраться в том, что посерьезней.
— Да, ты прав, надо разобраться, есть ли основания для стольких арестов. Смотри, как бы не вышел скандал покрупнее, чем с Ахья.
— Тоже думаешь учить меня? — снова вспыхнул Инал.
— Что значит «тоже»?
— Какие вести из Москвы? — Не отвечая на вопрос, Инал заговорил о другом: — Как поживает наш дорогой Степан Ильич? Ждем тут не дождемся. И Казгирей Матханов ночи не спит — ждет Степана Ильича. Уже составил смету. Наверное, слыхал ты, Касым, что решено в интернат принять девочек. Дело новое, все нужно обдумать. Какая удача, что Казгирей согласился взять на себя руководство! Послушал бы ты, Касым, с каким успехом он прошел вчера чистку. Ты хороший друг, тебе не безразличны его успехи. Знает Казгирей, что ты приехал?
— Откуда ему знать решение крайкома?
— Приятная неожиданность. Ведь вам не часто приходится встречаться, а друзьям детства не легко обходиться друг без друга. Разве не верно я говорю?
— Валлаги! Верно! Хотелось бы встречаться чаще. А то будто и близко, и все далеко! Немножко помогает цивилизация.
— Почта, что ли? Ну, в письмах разве все скажешь, важно, чтобы душа с душою говорила, это не всегда скажешь даже голосом... Вот нет у меня таких друзей! — тяжело вздохнул Инал. И трудно было понять его в эту минуту, действительно ли это было душевное признание или уловка, грусть или ехидство. — Нет душевного друга, нет такого друга, который слышит твою душу, да, это очень грустно — не иметь такого друга.
Курашеву захотелось сказать Иналу приятное:
— Разве? Не может быть, чтобы у первого человека в Кабарде не было друзей! Ну хотя бы тот же Эльдар, тот же Шруков. Да разве мало я мог бы назвать...
— А почему ты не называешь Матханова? — вдруг резко спросил Инал и посмотрел прямо в глаза Касыму. — Зачем опускаешь глаза? Вот и Казгирей никогда не смотрит мне прямо в глаза. Нехорошо. Разве честный друг избегает взгляда своего друга? У меня нет друзей, у меня есть только товарищи... А знаешь ли, кстати, кто написал фельетончик? Ахья! Я-то знаю это теперь точно. Валлаги!
— Ахья? И ты за это арестовал его?
— Почему за это?
И кто его знает, какой оборот снова принял бы разговор, если бы в эту минуту не позвали Инала к телефону.
Инал неторопливо вышел. У телефона была Вера Павловна.
— Инал, я сейчас уезжаю. Инал сердито:
— Зачем уезжаешь? Куда?
— А разве ты забыл, что мы проводим кампанию «Каждой горянке — пальто»?
— Это я знаю, но ведь это предполагалось позже, когда закончится чистка.
— У вас чистка, а у нас «Каждой горянке — пальто». У каждого свое дело, ты сам говоришь.
По всему было видно, что Вера Павловна твердо решила проводить в жизнь свои убеждения. Инал уже успел узнать эту черту характера Веры Павловны — если она что-нибудь решила, не было сил ее остановить.
Государственный человек даже немножко растерялся. Он пробовал воззвать к ее олагоразумию:
— Как же ты поедешь? Ничего не готово. — Все готово, я уже обо всем договорилась.
— Как же вы поедете вдвоем, две женщины?
— И вовсе не две женщины, с нами поедет еще Казгирей. И вот что я тебе скажу... ой, Инал, я совсем забыла... ведь можно взять с собой Лю и Тину...
Вера Павловна имела в виду те разъезды, какие предпринимал Казгирей для вовлечения девочек в интернат. Случалось и так, правда на первых порах очень редко, что с этой же подводой в интернат приезжала новая девочка. Не без основания Тина считала себя среди них старшей если не по возрасту, то по положению, а Лю со своей стороны делал все для того, чтобы поддержать такую репутацию своей подружки. Можно ли было сомневаться, что он с восторгом примет новое предложение — ехать вместе с Тиной и Казгиреем, Сарымой и Верой Павловной в интересное и, как ему казалось, опасное путешествие в горы, быть может, навстречу Жираслану.
Вере Павловне, знавшей эти подробности, казалось, что ее внезапная выдумка не может не вызвать одобрения.
— Да, да, мы возьмем с собой Тину, она будет исполнять роль живой рекламы, а Лю будет играть на трубе, — повторяла Вера Павловна в телефонную трубку.
Иналу ничего не оставалось, как сдаться; надо только сейчас же что-нибудь придумать для безопасности женщин. Ясно одно, что Казгирей не должен ехать с Верой Павловной, Кто же? Аюб! Как это он сразу не подумал, это снимало все опасения: нужно послать несокрушимого Аюба, ему придать еще двух вооруженных, но переодетых красноармейцев. И голосом деланно спокойным Инал сказал Вере Павловне:
— Вижу, с тобой ничего не поделаешь, поезжай.
Инал изложил Вере Павловне свои соображения, он не сказал ей только одного: что он за спиной Веры Павловны немедленно примет меры к тому, чтобы Казгирей не мог ни в коем случае ехать с нею. И тут же, как всегда в сложные и трудные моменты жизни, его быстрая мысль и решительность пришли ему на помощь. То, что как бы только тлело до сих пор в его замыслах, сейчас ярко вспыхнуло, все озарилось, ему стало ясно, как ему надо действовать дальше. Что ж, может быть, сегодня же вечером комиссия Курашева получит неоспоримые доказательства правоты Инала в деле о бунте в Бурунах, а может быть, и больше...
Прежде чем вернуться в комнату заседаний, Инал велел вызвать к себе Эльдара. С глазу на глаз он отдал Эльдару распоряжение насчет охраны подвод с женщинами-кооператорами, отправляющимися в ущелье Батога. Отдав это распоряжение и убедившись, что дверь закрыта и никто его не слышит, Инал сообщил начальнику ГПУ о том, что, по достоверным сведениям, в интернате Казгирея Матханова подпольно хранится оружие. «Валлаги, кто может знать, для какой цели», — как бы вскользь бросил Инал. Эльдар слушал его, не веря своим ушам.
— Вот так-то обстоит дело, товарищ начальник, проморгал. Многое проморгал! Как бы не проморгать нам больше. Немедленно вместе с женщинами отправляйся в Буруны (оттуда они поедут дальше), убедись в надежности охраны, скажи Аюбу, что он головой отвечает не только за сохранность людей, за сохранность каждого пальто! А сам, — Инал заговорил совершенно конфиденциально, — в присутствии Матханова и понятых приступай к обыску. Если сегодня к вечеру здесь не будет то оружие, которое Матханов собирает у себя, ты больше не начальник ГПУ. Таких чекистов Советской власти не нужно. Действуй!
Эльдар вышел, а Инал возвратился в комнату, где собиралась комиссия. Проходя мимо окна, он увидел двор прокуратуры и толпу мальчишек, собравшихся сюда со всего околотка. Аюб ожидал Эльдара у оседланных коней.
Но вот калитка распахнулась, и во двор под конвоем красноармейцев прошло десятка полтора арестованных, небритых, одетых кое-как, кто в стоптанных чувяках, а кто и совсем босой.
Это была группа зачинщиков бунта в Бурунах.
Курашев предполагал допросить их.
Ждали приезда из Бурунов Туто Шрукова, за которым срочно выслали бессменный «линкольн» .
Проходя мимо Эльдара, некоторые из арестованных смущенно опускали головы, иные же, наоборот, задорно выкрикивали:
— Эй, Эльдар, что будешь делать с нами, что хочет делать с нами Инал?
Арестованных провели. Эльдар сказал:
— Так вот какие дела, Аюб. Человек предполагает, аллах располагает: поедем с тобой сначала в Буруны, оттуда поедешь в горы. Приказание Инала, подробности по дороге.
