Шефа вот-вот скинут. Или уже скинули?
Я опять был вынужден вступиться за честь совершенно незнакомого мне недоделка.
— Пупок развяжется скидывать. А раскрываемость — это временные трудности.
— Ну, конечно, кто бы сомневался… — опять хихикнул рыжий.
Не нравится мне этот типаж. Понтов много. Его б в Псковскую десантную дивизию строгого режима на пару деньков. К тому гаишнику в компанию. Мигом бы угомонился.
Я по старинному десантному обычаю незаметно сунул в карман джинсов пару плюшек и поднялся из- за стола.
— Благодарю.
— Привет Булгакову передавай! От Ершова!
В прихожей Катя протянула мне руку.
— Было очень приятно познакомиться.
Ах, какие глазки… И чего она в этом рыжем клоуне нашла? Гораздо симпатичней клоун белый. Вроде меня.
— Мне тоже.
— Защищайте нас.
— Они себя-то защитить не могут! — донеслась из комнаты клоунская реприза.
Достал, умник. Жаль, мы не в «Эрмитаже». Поглядели бы, кто кого защищает.
Катя обнялась и поцеловалась с Ксюхой, поблагодарила за подарок, произнесла дежурное: «Созвонимся, пока-пока», после чего мы покинули чужую жилплощадь.
Спускались пешком, по страшной темной лестнице. Иногда на ощупь.
— Ты на машине? — спросила Веселова между девятым и восьмым этажами.
Ах да, я ведь и забыл, что у меня есть машина.
— А зачем? Ты ж хотела узнать, пасут тебя или нет. Придется идти пешком.
— Да, да, конечно… Еще и лучше.
Ничего хорошего, но… На пятом этаже я поскользнулся на чем-то подозрительно неприятном и загремел по ступенькам, сильно потянув ногу. И только неимоверным усилием воли сумел удержать себя в рамках приличий.
— 3-засранцы!!! Убью козлов!
— У нас тоже катушки часто воруют, — поддержала тему Веселова, — ты не очень ушибся?
Я мужественно простонал:
— Н-н-нет…
Ну вот и первые неприятности. Удивительно, что они не начались раньше, после истории с флэшкой. Чувствую, еще аукнется. Веселова как заколдованная, одни проблемы из-за нее.
Признаюсь вам откровенно, что «рубить хвосты» я не умею. У меня нет специальных очков с зеркалом заднего вида, нет фотографической памяти, нет напарника в кустах и спутникового навигатора. Придется учиться по ходу пьесы.
Сейчас на улице народу не много, надеюсь, не промахнусь. Мне, вообще, кажется, что Ксюха нагоняет страху. Ну зачем какому-то клиенту, даже сильно обиженному, устраивать слежку? Компромат собрать? Бред. По голове настучать? Для этого не нужно играть в шпионов. Встреть у подъезда и стучи, сколько влезет.
Но моя задача — не рассуждать, а действовать. Как подобает настоящим профессионалам.
Перед дверью подъезда я попросил Веселову подождать и сначала вышел сам. Осмотрелся. Ряды припаркованных машин. Поддатая компания на детской площадке. Под аркой негры избивают скинхеда, выкрикивая: «Долой ксенофобию!»
В общем, ничего подозрительного.
Я завязал шнурок, потер ушибленное колено и позвал Ксюху.
Она, как в прошлый раз, схватила меня под руку, и мы направились навстречу опасностям и приключениям, мужественно обходя препятствия в виде собачьих меток. Примерно раз в минуту я под благовидным предлогом оглядывался. Если за нами и следит какой-нибудь чел, то я его срисую. Белые ночи стоят на пороге, и мне не понадобится прибор ночного видения.
— Катя очень хороший человек, — продолжила щебетать Веселова вместо того, чтобы следить за вероятным противником. — Я так рада, что у них с Игорем все хорошо. Наконец-то ей повезло.
— Сомневаюсь. По-моему, какой-то он недоделанный. Гонору, как у Гитлера. Подумаешь, прокуроришка!..
— Главное, Кате с ним хорошо… А недостатки есть у каждого. Знаешь, мне кажется, что достоинства человека — это умело замаскированные недостатки. Не у всех, конечно, но у большинства. Например, если человек показательно щедрый, возможно, он в душе жадина. Если добряк, то злой. Наш шеф в офисе душка, а дома, говорят, от него все стонут. И наоборот, многие почему-то стесняются своих истинных достоинств. Добрый человек зачем-то прикидывается злодеем. Вроде так почетней. Ты согласен?
Я таращился по сторонам и прозевал ход ее рассуждений, поэтому утвердительно кивнул:
— Да, наверное.
— Так и Игорь. Наверняка он добрый, светлый человек, но зачем-то надевает такую маску. Стесняется своей доброты.
Ну она сказанула… Прокурор стесняется своей доброты. Взятки, наверное, брать не стесняется, да людей невинных по заказу сажать. А доброты стесняется. Бедняжка. Надо ему розового зайчика подарить.
— Ты ведь тоже добрый, а хочешь казаться… Другим.
— С чего ты решила, что я добрый?
— Это сразу не объяснить. Иногда людей чувствуешь… Вообще, вы с Игорем молодцы. Сейчас органы только ленивый грязью не поливает. И оборотни, и взяточники. Но я, например, не могу представить, чтобы ты брал взятки. Это для тебя противоестественно.
Тут она трижды права. Действительно, ведь, не беру. Не дает никто. Поэтому согласно кивнул гордой головой.
— Ты и в милицию пошел, потому что добрый.
Видела б она добряков из лагерной администрации или «Тайфуна».[7] Тоже, по большому счету, менты. Какие ж они славные! И, главное, весят много. Килограмм по сто доброты на брата. Не спрячешься, затопчут.
— Хм… У нас разные работают.
— А, помнишь, ты мне место в метро уступил, когда нас в Эрмитаж возили. Никто из наших ребят не уступил, кроме тебя. Я ж говорю, добрый.
Чего она про доброту заладила? Не мог я ей уступить место по определению. Меня бы заклеймили позором порядочные сверстники, а на физкультуре забросали бы гранатами для метания.
— Нас возили в Эрмитаж?
— Конечно. На выставку импрессионистов.
Да, что-то было. Я тогда купил пирожок в ларьке, и у меня прихватило живот. Аж сидеть не мог. Пришлось встать. А она на свой счет приняла. И до сих пор помнит.
Точно чокнутая. Надо с ней ухо держать востро: психи непредсказуемы.
— Уступить место женщине — это нормально. Здесь не надо быть добрым или злым.
— А почему ты именно мне уступил?
— Ну… Просто ты рядом стояла.
— Только поэтому?
«Не поверишь, я хотел тебе понравиться!»
Есть вопросы, на которые нет честных ответов. Этот один из списка. Опять меняем тему.
— Вон, сзади чел идет. Оглянись, только осторожно, как бы нечаянно. Не похож на того, лысого?
Веселова понимающе кивнула и резко повернула голову.
— Ой, Паш, это же женщина.
— Ты уверена? Хороший грим из унитаза фен сделает.
— Что же я, слепая?
