повезло мужику, что в тот вечер от РУБОПа Виталик дежурил и тоже выехал на происшествие. А приехав, засомневался и Коляныча выдернул. Давай, поработай под мужиком хоть часок. Убедиться для себя – он, не он? Коляныч поработал. Вышел из камеры и твердо выложил – не он. Не сыграть так. Отвечаю. Мужика, конечно, в ИВС отправили, но копать дальше стали. И нашли настоящего убивца. Новый женушкин хахаль оказался. Виталик говорит, муженек плакал, когда из изолятора выпускали. Не верил ни хрена, что разберутся. И теперь вопрос – набил бы он Колянычу рожу, узнай, что тот наседка? Вряд ли. Наоборот, поляну выкатил бы, а то и все имущество неподеленное отдал.
А сейчас что? В чем ситуация изменилась? Да ни в чем! Просто перемена мест. Только в отличие от математики итог почему-то другой.
Все, хватит! Созрел! Сейчас из этой переделки выкручусь, и аллес! Пылесосы ждут. Три дня, кстати, потерял с этими комбинациями – целых шесть демонстраций. Сколько бы заработал!
А все-таки интересно, кто же нас сдал?.. В смысле – их. Святослава Святославовича и Андрея Антоновича.
…Минут через сорок один из задержавших его молодых людей открыл дверь:
– Подъем. По коридору и налево.
«Знаю», – хотел сказать Коля, но промолчал.
Его привели в бывший кабинет Вяземского. От старого интерьера сохранился только сейф да детектор лжи – слесарные тиски. Как символ правды. Да, пожалуй, мелодия, непроизвольно закрутившаяся в голове: «Джонни, о-е…» Альма-матер. Начало большого пути. С кем я тогда работал? С ангелом, срывавшим серьги. Это не забудешь, как первую любовь. Интересно, где он сейчас? Сидит или уже вышел?
– Падай, – указал на шаткую табуретку старший борец с расхитителями оружия. И после того как Коляныч упал, задал вполне ожидаемый и совсем не оригинальный вопрос: – Ну что, вольный стрелок, нам рассказывать или ты сам?
– Наверное, лучше вам, – выбрал Коляныч, решив не открывать карты раньше времени. Кто знает, что это за господа? Вдруг «оборотни»? Когда затеют бить, откроюсь.
– Да нам-то несложно, – начал нагнетать младший, – только после этого и отношение к тебе другим будет. Со всеми вытекающими. И втекающими.
– Понимаете, я и рад бы. Но не совсем понимаю, что вы от меня хотите. Я художник, утром приехал из Москвы, выбирать натуру на Финском. Там очень необычный пейзаж – с одной стороны Кронштадт, а с другой завод, у нас такого не встретишь. Очень колоритно. Полная эклектика – история и современность… Вдруг вижу, у камней лежит предмет, похожий на пистолет. Я плохо разбираюсь в оружии, в армии не служил. Думал, зажигалка. Китайская. Потерял кто-то. Их сейчас много в ларьках. Поднял, стал рассматривать, а тут. В голову ударили. Больно. А меня нельзя бить по голове. Операцию делали. Видите, шрам?
– Сейчас еще ударим, художник. Остальные что там делали? Тоже натуру выбирали?
– Я не спрашивал, – продолжать валять дурака Коляныч, – но, возможно, у них было свидание… Там укромное место, людей мало… Удобно.
Борцы переглянулись и брезгливо поморщились. С кем работать приходится. «Голубой» курятник.
– Поверьте, я говорю правду. У меня скоро персональная выставка в Манеже, приходите. Билеты дорогие, но я оставлю вам пригла.
– Заткнись и слушай сюда, – перебил старший, одним пальцем крутанув ручку тисков. – Взяли тебя со стволом в руке и патроном в патроннике, так что статью ты уже имеешь. Ствол, между прочим, похищен полгода назад при нападении на поселковый отдел милиции под Москвой. Убито два сотрудника. Взяли еще тридцать один пистолет, четыре «калаша» и десяток гранат.
– В милиции есть гранаты?.. А зачем?
Младший вместо ответа выбил табуретку, а когда Коляныч грохнулся оземь, схватил его за отвороты пиджака и глухо, но яростно пояснил:
– Вот что, петух! Там, за стенкой, твои кореша строчат наперегонки чистосердечные признания! И про стволы, и про нападение на отдел, и про Джабраила. И если ты, пидор, через минуту не дашь расклад, я буду оказывать на тебя тяжелое психологическое и физическое давление. Пока не раздавлю. Понял?!
Разумеется, монолог дан в сокращенном виде, без метафористических оборотов, которыми оперативник владел в совершенстве. Такое не стерпела бы даже туалетная бумага. Закончив речь, он легко поднял Коляныча с пола и усадил обратно на табуретку.
– Понял, понял, – поспешил заверить тот, поправляя ворот рубашки, – сразу бы так и говорили… Зачем костюм-то портить? Шестьсот баксов, между прочим… Мне надо позвонить питерскому адвокату. Можете позвонить сами, я дам его пейджер. Только в этом случае я все расскажу. И про стволы, и про Джабраила.
– Ты нам сейчас все безо всяких условий расскажешь. Художник от слова «член»!.. Имей в виду: стволы уже поехали изымать. На Казанский вокзал. Когда их изымут, можешь своим раскладом подтереться.
«Эх, мужик, а говорил – честный фраер, советом пособишь…»
– Так давайте подождем. Раз поехали.
– Документы где твои, живописец?
– Я же сказал дежурному – отобрали ваши люди. Вместе с часами, кстати, и бумажником.
– Бумажник и часы есть, документов нет.
– Значит, потеряли. Ищите.
Допрос прервал телефонный звонок. Старший снял трубку:
– Да. Так. Так. Хорошо. Понял, понял! – Тон был показательно бодрым, оперативник не скрывал положительных эмоций. – Изымайте все, потом разберемся. – Положив трубку, он повернулся к напарнику: – Камеру вскрыли… Все пучком. – Потом посмотрел на Колю. – Ну что, Репин хренов? Дорисовался пейзажи? Кто напал на отдел? Джабраил?
– Да. – прошептал Коляныч, посмотрев искоса, низко голову наклоня.
– С кем?
– Не знаю, он не говорил. Возможно, с Вагитом. Это бывший его.
– В каком смысле «бывший»?
– Бывший? – Коляныч изобразил испуг якобы от опрометчиво сказанной фразы. – Я имел в виду… Дружили они. Потом поссорились.
Оперативники снова поморщились. Старший срочно закурил.
– Что еще за ними, кроме отдела?
– Не знаю, мне только про это рассказывали.
– Где сейчас Джабраил?
– Дома, наверное. Или на работе.
«Вроде не „оборотни'». Про нападение на отдел в Подмосковье Коляныч действительно слышал – по всем каналам показывали. До сих пор не раскрыто.
Глаза оперов светились счастьем. Победа! Какого «глухаря» подняли!.. Но продолжим, продолжим, пока человек готов каяться, пока он тепленький.
– И где он работает?
– А мужики разве не сказали?
– Сказали. Только мы тебя проверить хотим.
– А-а-а. В РУБОПе он работает. В отделе по борьбе с терроризмом. – Коляныч решил не глумиться дальше над людьми, добросовестно выполняющими свои обязанности. Может, не очень качественно, но. Как умеем, так и работаем.
Наступила минута молчания. Еще два памятника для истории. Даже сигаретный дым замер, словно на стоп-кадре. «Глухарь» вновь расправил крылья. А почетная грамота была так близко.
– Не понял, в каком РУБОПе? – каким-то тусклым голосом уточнил старший.
– В нашем, в питерском. Могу телефон дать.
– А фамилия его как?
– Обручев.
– Виталик, что ли?
– Он самый. Позвоните, скажите, что я здесь. Он, наверное, обрадуется… И вы тоже…
