свою будку и свесился за борт, где закрепил с вечера конец гибкого шланга. Постучал ладонью по борту.
Нет ответа.
Еще раз постучал.
Ноль реакции.
— Сергей Аркадьевич,— позвал путешественник,— продолжая стучать по обшивке лодки.— Вылезайте! Они уехали. Нет никого... Сергей Аркадьевич!..
Тот не вылезал. Пастухов почесал переносицу, неспешно разделся (покоритель морей и снегов вообще не любил торопиться) и нырнул.
Вскоре он вынырнул, волоча на себе бессознательного Егорова. Приговаривая — «мать-перемать». Не хватало еще, чтобы на его лодке сдох перед беспрецедентным рекордным стартом питерский милиционер. Так и старт может не состояться.
Пастухов начал делать Егорову искусственное дыхание. Ничего, очнется... Однажды Пастухов собаку с того света вытащил искусственным дыханием. А тут что — человек всего лишь...
Как говорил ленинградский писатель Зощенко, «человек не блоха — ко всему привыкает».
Кристина увидела Абеля неподалеку от фестивального Дворца. Он был одет очень просто — в широкие штаны с большими накладными карманами, в футболку с серебряными иероглифами. Но почему вокруг нет толпы поклонниц, фотографов и репортеров?
Никто не узнает его в таком наряде?
Кристина подбежала к режиссеру, дернула за рукав:
— Абель! Я тебе сейчас все объясню...
Человек в футболке обернулся... Другой человек. Похожий. Но моложе. Разрез глаз другой. Зуб выбит. Лоб низкий. И кольцо — что характерно — не в ноздре, а в носу.
Обознатушки.
— Чем могу служить, мадемуазель? — вежливо поинтересовался парень.
Кристина молча помотала головой и побрела на пляж.
Самое горькое: ведь никто и не поверит в Питере... Никому ведь даже и не расскажешь...
Переса на борт вытаскивали молча, не смея посмотреть в глаза Демьянычу. Тот тоже держал паузу. Поигрывал пистолетом, стрелял глазами — с одного придурка на другого.
Олухи царя небесного...
Первым не выдержал молчания Дима. Но не нашел ничего лучше, как спросить;
— Шеф, вы таблетки выпили? Я вам оставлял... Троицкий взорвался:
— Ты у меня сейчас эти таблетки с палубы задницей по одной подбирать будешь, понял?! Вы что, кролики, в расход хотите? Так это быстро. Места много в воде. Вчера двоих упустили, сегодня из-под носу одного... Из рук ушел! Вы на кого работает, сучары? Может, вы на Кашалота работаете?..
Серов, который во вчерашнем проколе виноват вроде не был, взял нас себя смелость оправдаться:
— Демьяныч, строго-то не суди... Не думали, что он такой резвый. Сиганул — и все.
— Вам же, кретинам, говорили, что это «профи»! — зло крикнул Троицкий.
— Этот «профи» сейчас на дне рыб кормит,— осмелел Николай.
— Уверен? — тяжело посмотрел на него Троицкий.
— Ну не Ихтиандр же он,— поддержал подельника Серов.— По десять минут под водой сидеть.
Ихтиандром звали какого-то киногероя, который дышал жабрами. И он жил под водой, а без воды, наоборот, подыхал.
— А если Ихтиандр? — сощурился Троицкий. Никто ответить не рискнул.
— Если, я спрашиваю, Ихтиандр, тогда что? Тогда вы все трое у меня по очереди будете по десять минут под водой сидеть. И хоронить потом друг друга...
— Мы из этого все вытрясем,— Дима кивнул - на бесчувственного Переса.
Хлороформ неплохо подействовал на графа: в отключке он блаженно улыбался.
— Если он знает!
— Что-то по-любому знает.
— Обыскали его? — пнул Переса Троицкий.
Николай быстро наклонился и выудил из карманов Лысяка бумажник, связку ключей и мобильный телефон. Передал Троицкому. Тот раскрыл бумажник, деньги, не пересчитывая, сунул Серову, достал полицейский жетон и удостоверение с фотографией.
— Анри Перес. Детектив,— прочел он.— И жетон как настоящий. Подготовился, сволочь!..
В сердцах Троицкий зашвырнул бумажник с жетоном за борт. Серов с сожалением проводил его взглядом. Пригодился бы жетон-то... Но говорить это шефу под горячую руку не стоило.
— Очухается скоро?..— Троицкий снова пнул Переса.
— Часа через два,— виновато сказал Сергей.— Он в эту тряпку с хлороформом так всосался, что...
— Долго,— топнул ногой хозяин.— Попробуйте его откачать...
— Васька, Егорова ранили! — воскликнул Плахов, наведя на пляж подзорную трубу.
Рогов бросился к окуляру. В трубу было хорошо видно, как на пляже медики выгрузили из пастуховской лодки тело Егорова, уложили его на носилки и потащили к машине с красным крестом.
— Бежим на берег,— крикнул Плахов и первым сорвался с места.
И тут же споткнулся, влетев на скорости в небольшой сугроб. Натурально — на горячем каннском асфальте таяла куча снега. А вон, подальше, еще одна.
Рогов тоже недоуменно остановился. Взял горсть снега в ладонь, приложил ко лбу. Холодный.
— Ладно, бежим! Потом разберемся...
— А сахара, ты мне объясни, зачем нам столько сахара?! — Троицкий метался по яхте, как раненый зверь, пиная стены и роняя предметы. Хорошую вазочку хрустальную разбил, например. Пустячок, а жалко.
— Какого сахара? — удивился Серов.
— Какого, бля, сахара?! — Троицкий с размаху пнул коробку.— Вот этого, мэйд ин Пакистан.
Коробка лопнула, из нее посыпался белый песок,
— Продукты сегодня привезли, и сахара зачем-то... как на оркестр! На хера нам столько?..
Серов удивленно воззрился на коробку.
— Демьяныч, я сахар не заказывал. Точно.
— Нет?!
— Нет... И вообще продуктов не заказывал.
— Так,— остановился Троицкий. Оглядел подозрительно всех подчиненных. Вновь перевел взгляд на порошок.— А что же это такое? Как понимать?..
— Кокаин,— предположил Николай.
— Два пуда кокаина! — ухмыльнулся Троицкий.— На всем их сраном побережье столько не наберется... Ну, на — понюхай на всякий случай.
Николай присел, зашмыгал носом.
— Не, не он — не вставляет... Гексоген, может? Троицкий покрыл пространство четырехэтажным матом.
— За борт, быстро!.. Быстро!!
Сомнительные коробки полетели в воду. А следом за ними — «мясо говядина пять кило, мясо баранина три кило, рис четыре упаковки, масло оливковое литр, масло растительное три литр...».
Раскинувшийся на палубе Лысяк вдруг громко захрапел.
— Угробили шланг, мать-перемать! — чуть не плакал безутешный Пастухов.—Я как знал: угробим!.. И что? Угробили!
