казалась завидной по сравнению с судьбой тех, кто перестал чувствовать красоту. Брат Лассэ тоже убивал – но честно, лицом к лицу, как убил бы оленя или медведя. Я – нет. И не знаю, смогу ли…
Вторая ночь в топях была нелегкой – я замерзла и не нашла сухого места для ночлега, поэтому дремала вполглаза, стоя на маленьком островке. Но утро вознаградило меня за все – под яркими солнечными лучами впервые за эту весну раздалось звонкое «цыть-цыть-цыть» овсянки, а за утренним туманом на горизонте показалась широкая гряда Лисьего леса. До цели было рукой подать.
Ловцы думают, будто они знают лес и умеют в нем прятаться. Их выдает все: тяжелая вонь железа, нечистые мысли, хруст веток под неловкими ногами, остатки пищи и мусор на испакощенных полянах. Своими отбивающими запах снадобьями, костюмами-невидимками, шитыми из шкур ящеров, и дудочками- манками они могут обмануть златолиску и белого оленя, высвистать жабу-царевну, хранящую в лупоглазой голове драгоценный алмаз. Но не эльфа и не меня. Я чувствую их ловушки, слышу их голоса и могу увернуться от летящей стрелы. Я – добыча. Редкостная добыча. Брат Мэльдо рассказывал, будто люди считают единорогов зверьми и едят, словно кабанов или уток. Кусочки рога кладут в бокалы, чтобы обезвредить яды, грива идет на плюмажи шлемов их рыцарей, из шерсти ткут белые покрывала для королевских свадеб, а копыта прибивают над воротами дома на счастье. А живого единорога можно посадить в клетку и показывать за деньги по городам. Если удастся поймать живьем.
…Их было пятеро у костра. Двое парней, схожих друг с другом, веснушчатых и плечистых, заросших рыжей щетиной, суетились вокруг котелка с кипящей похлебкой, то подсыпая туда каких-то сушеных трав, то пробуя варево. Хмурый, вонючий, седой ловец с золоченым поясом поперек брюха и арбалетом за спиной неторопливо свежевал зайца, поочередно подбрасывая кусочки потрохов трем скулящим у его ног гончим. Тощий длинноволосый юнак скорчился поодаль, на его зеленой рубахе видны были бурые пятна. Кучерявый, белокурый и очень высокий человек развлекался, тыкая прутиком в клетку, в которой неподвижно лежала белая оленуха. Я принюхалась – погоня изнурила ее, важенка истекала кровью.
Варево выплеснулось на угли, запахло паленым. Рыжий парень, бранясь, снял котелок с огня и позвал остальных. Четверо чинно расселись, выскребая ложками миски, пятый – Длинноволосый – не тронулся с места. Насытившись, ловцы пустили по кругу флягу, весело забормотали о чем-то своем, смеясь и колотя друг друга по спинам. Под повелительным взглядом Седого Длинноволосый нехотя поднялся, добыл из заплечного мешка инструмент, похожий на эльфийский ребек, и какую-то тонкую палку. Встал, приложив деревяшку к плечу, тронул палкой струны, подбирая незатейливую мелодию. Довольные ловчие застучали ногами в такт, парни на два голоса затянули песню. Я не понимала ни слова. Я слушала, выхватывая из шума звонкие и беззащитные голос струн. Они пели о первых ручьях и зеленых клювиках первой травы, о пышных гривах мчащихся облаков и счастье, проснувшись однажды утром, понять, что весна уже наступила. Мелодия поманила меня, как призрачный свет болот манит живых мотыльков. Хотелось одновременно выйти туда, на поляну, и бежать сломя голову прочь – ни одна сила еще не была надо мною так властна. А Длинноволосый все играл и играл, меняя ритмы, все быстрее колдовали над струнами белые пальцы. Одолевая слабость, я с силой ударила рогом о ствол ближайшего клена. Гулкий звук разнесся окрест, ловчие изумленно замолкли, потом загомонили все разом. С довольной ухмылкой Седой похлопал по плечу музыканта, тот вспыхнул яростью, но промолчал.
Собираясь ко сну, ловчие привязали собак и забились все вместе в большой шалаш. Двое рыжих помочились в огонь и затоптали уголья. Лагерь затих. Медленно-медленно над голыми ветвями деревьев поднялся узкий серпик луны. Я увидела, как Длинноволосый ловец крадучись выбрался из шалаша и приблизился к клетке. Я думала, он будет мучить умирающую оленуху. Ловец дал ей воды, обтер пену с покорной морды и сел рядом, просунув сквозь прутья руку, чтобы касаться бока животного. Когда небо начало светлеть, я почувствовала, как душа важенки поднимается к небу. Озираясь, Длинноволосый вернулся обратно в шалаш. Я ушла от стоянки в лес – мне нужна была дневка, чтобы восстановить силы перед грядущей погоней. Мы способны по нескольку дней обходиться без пищи и сна, но зачем рисковать?
До чего же вкусна оказалась простая заячья капуста, молоденькие листки. В Тауре Руско пышно цветут волшебные травы, а обычной лесной зелени не вдруг сыщешь. Я паслась бок о бок с оленями и чувствовала спиной их удивленные взгляды – единорог в Лисьем лесу зверь редкий. Во времена великих эльфийских царей и олени, и златолиски, и другие чудные твари умели говорить и понимать речь, но утратили это умение. Как и единороги – я знаю, о чем говорят братья, но не могу ответить им словами. Наевшись, я спокойно задремала на холмике под полуденным солнцем – если придет опасность, олени успеют предупредить.
Разбудила меня та же дальняя музыка. Струны тосковали, как тоскуют и плачут серые журавли, улетая в дальние страны. Они пели о душах, бредущих по Звездному Тракту, об одиночестве тех, кто уходит, тех, кто остается ждать, и тех, кто никогда не дождется. Я ощутила себя несмышленым детенышем, который в первый раз в жизни остался один. Все мое существо рванулось навстречу мелодии – там ждали тепло и спасение. Йо-о-о-о-о! Я закричала и сорвалась в галоп – пусть поверят, что я им поверила. По обычаю ловцов они расставят на поляне ловушки и будут ждать, когда единорог попадется. Одиннадцать лет, с тех пор как мать покинула нас, я играю в эту игру и ни разу еще не проигрывала. …Хорошо бы провести Длинноволосого через топи – пусть братья увидят, какие новые манки завелись у людей.
На бегу я нюхала воздух и напрягала слух – разглядеть охотников я не успею. Вот один притаился в развилке дуба, вот другой ворочается в рябиннике, как медведь. Собак увели подальше – ими не пахнет, и их не слышно. Пора. Я взметнулась в прыжке и вылетела на поляну. Раз – по краю кое-как присыпанной ветками ямы. Два – мимо железной петли, скрытой в траве. Три… Я столкнулась взглядами с Длинноволосым, он смотрел на меня, словно эльф на звезды. Музыка оборвалась. Я чудом не сбилась с шага. Йо-о-о-о!!! Четвертый ловец, которого я не заметила, сбросил на меня сеть, я почувствовала, как веревки скользнули по крупу, но, по счастью, не опутали задние ноги. Я торжествующе прыгнула – пусть посмотрят, как я хороша, как блестит моя шкура и играет на солнце рог, пусть жадность застит им глаза. И споткнулась, упала на землю, взметнув копытами дерн. Вот один ловец спрыгнул с дерева, справа вскрикнул второй – испугался? Я неуклюже вскочила и похромала в чащу, еле касаясь земли передним копытом. Об обломанный сук безжалостно разодрала шкуру – пусть на земле останутся капли крови. Ловцы спешили за мной, шаг в шаг. Сейчас они, скорее всего, не будут стрелять – есть надежда взять меня живьем. Пусть надеются.
Ветер донес острый запах пота, я громко застонала и немного прибавила ходу. Здесь, в лесу, мне никто не поможет. Лассэ, Нингвэ и Тиндэ будут ждать на границе Тауре Руско. Эльфы не нарушают клятвы, но Ревучие топи на расстояние полета стрелы принадлежат им, и владыки краткоживущих не вмешиваются в судьбу тех, кто нарушил закон. Однажды добыча ушла от меня – на самом краю топей ловцы потеряли двух псов и одного человека в открывшейся вдруг промоине и повернули назад. Этих я больше в Лисьем лесу не встречала. Все остальные охотно и радостно, без малейшего принуждения спешили навстречу своей судьбе – и обретали ее.
Я шумно втянула воздух ноздрями и повернула на запад, к реке. В груде валежника за оврагом была берлога, там ворочалась просыпающаяся медведица и попискивали два… нет, три медвежонка. Не стоит им встречаться с ловцами – одного-двух матерая матушка может и задавить, но и сама поляжет костьми. Незачем. Русло Красивой реки поможет мне спрятать следы, наутро я снова покажусь перед лагерем, и краткоживущие снова помчатся за мной, опьяненные азартом погони. Слева… Слева?!
Они решили взять меня в клещи и перерезать путь, пока я в своей самоуверенности изображала раненую. Трое шли следом, двое пустились в обход и теперь шумно сопели где-то впереди. И насчет стрел я ошиблась – мало с чем спутаешь скрип тетивы арбалета. И к реке мне теперь не пройти. Что же делать? Я отчаянно вскрикнула и упала на колени. Ждать пришлось недолго. Трое затопотали рядом. Судя по запаху, старшего ловца с ними не было, гнали молодые. Опять сети? И веревки… Я подождала, пока люди приблизятся и немного расслабятся, сквозь полусомкнутые ресницы я уже видела их довольные лица, осклабленные рты. Рыжий парень потянулся связать мне ноги, его ладони были влажны от пота. Я ударила двумя копытами разом. Тело с хрустом отлетело в кусты, я вскочила, оттолкнула плечом второго рыжего и пустилась назад по тропе со всех ног. Теперь медлить было опасно. Зато гнаться за мной ловцы станут вдвое ретивей.
Я чувствовала, как копыта впечатываются во влажную землю, оставляя глубокие следы. Пусть им кажется, что я рядом и найти меня проще простого. Солнце пронизывало лес, стволы царских кленов
