дальше риторики в прессе дело не заходило. На нее главный столичный канал решил ответить своей риторикой, затеяв «круглый стол» в эфире. Выглядела Росальба Веласкес весьма эффектно – орлиный взор, гордая посадка головы, уверенность в речах – немудрено, что популярность ее растет.
– И это говорит иерарх церкви, – вздохнула донья Исабель. – Ты молодой, скажи – сейчас в школе не сообщают, что Флориду открыл не святой Понтий, а его дед?
– Сейчас вообще стараются избегать термина «открытие». Считается, что это некорректно по отношению к коренному населению.
– Как глупо… выключи эту говорильню.
Они находись в гостиной коттеджа при матриархате. Донья Исабель недавно вернулась с совещания своей фракции при совете епископов, и хотя она не была склонна к проявлению эмоций, Андрес видел, что она не в лучшем состоянии духа.
– Все так плохо? – спросил он.
– Не так. Все гораздо хуже. Разумеется, Ватикан, получив известие о болезни Йорека, требует, чтобы к нему допустили врачей из Европы. И при том состоянии, в каком он находится, нас, разумеется, обвинят в покушении на его жизнь. Но реакция папы и старой Европы – это не худшее, чего следует ожидать.
– А что, по-вашему, худшее?
– Реакция наших сограждан. Йорек и без того был непопулярен. Если о его безумии станет известно, это, безусловно, сочтут карой божьей за высказывания о святой Каталине. При тех настроениях, что нагнетаются ныне фундаменталистами во главе с Росальбой, с одной стороны, и радикальными террористическими группировками – с другой, ни о каком примирении между церквями не сможет быть и речи. Вся предварительная работа в течение многих лет – ламе под хвост.
– Вообще-то, – сказал Андрес, – полиция считает, что покушение на жизнь Йорека действительно имело место. И госбезопасность тоже.
– Имперская безопасность, полагаю, считает так в первую очередь. Это ее обязанность – подозревать всех и вся. Но если они действительно не ошибаются… если Йорек стал жертвой злого умысла, а не просто помешался умом, дело обстоит еще хуже. Мне очень не хотелось бы, чтобы среди последователей церкви Откровения были преступники и провокаторы. Лучше бы следствию и впрямь найти виновных.
– Коррехидор Сапатеро считает, что вину могут свалить на Карлоса.
– Дон Мануэль изволил шутить. Карлос – неподходящая фигура. Вот если бы они могли свалить вину на меня… а что? Я была одной из последних, кто общался с Йореком. Вполне могла подсыпать ему на приеме у министра какой-нибудь неизвестный в Европе яд…
Епископ де Оливейра говорила с сухим сарказмом, но Андрес чувствовал – она, в отличие от коррехидора, не шутит… а если так… подобное обвинение может привести не только к обострению отношению между церквями, но и к расколу в самой церкви Откровения.
При том что у следствия нет ни одной реальной зацепки.
– Просто хоть садись и плачь от бессилия, – пробормотал он.
– В этом нет ничего дурного, сын мой. Ты помнишь, как святая Каталина описывает, как она в первый раз пролила слезы? Когда она увидела свою мать после многолетней разлуки или когда она смотрела на похороны брата, которого по горькой случайности убила на поединке, она испытывала душевную боль, но глаза ее оставались сухими. Однако после перехода через Анды, ослабев от голода и безмерной усталости, она впервые в жизни заплакала. Но не впала в отчаяние, а обратила свои мысли к деве Марии, которая и даровала ей спасение.
Андрес слушал пастырское наставление доньи Исабель, но не переставал размышлять. Нечто важное говорили ему все эти дни, нечто способное указать если не на разгадку тайны, то хотя бы на направление дальнейших действий. Но что это было? Когда?
Когда коррехидор сказал: «Наш экзорцизм на него не действует»?
Или когда доктор говорил: «Будь Йорек родом из Африки… но он – уроженец старой Европы…»
Или когда он сам орал, чтоб Карлос не смотрел волку в глаза? Потому что видел в тот момент перед собой не прелата, а волка.
И еще раньше донья Исабель сказала: «Я не могу ради пользы дела изменить свой пол». Нет – «Не могу ради этого визита превратиться в мужчину».
После этого все и началось…
После?
– Преподобная Исабель я прошу у вас разрешения обратиться за советом к одному моему старому университетскому другу. Быть может, консультация прояснит для нас некоторые особенности этого дела…
Старый друг Андреса Эрсильи при личной встрече оказался подругой. Может быть, поэтому Эрсилья и стеснялся, испрашивая разрешения на встречу, подумала донья Исабель.
– Шкик Ранчон, – представил ее викарий.
Даже если бы гостья носила европейское имя, все равно было бы ясно, что она принадлежит к коренному населению Испании Американской, как и донья Исабель. Такие же черные волосы, смуглая кожа красноватого оттенка, орлиный нос, глубоко сидящие темные глаза. Только гостья была лет на тридцать помоложе. Не красавица, но довольно привлекательна. Стильная стрижка, губы чуть тронуты помадой. Из уважения к епископу – в костюме, несмотря на жаркую погоду. Впрочем, не столь строгого делового фасона, как это принято в официальных кругах Арауканы. Лазурная ткань юбки и пиджака была украшена вышивкой и белыми аппликациями в национальном стиле, на поясе – бисер, морские раковины и затейливая бахрома, на шее – пара ниток крупных кораллов.
– Очень приятно, донья Шкик.
– Знакомство с вашим преосвященством – большая честь для меня. – У нее был низкий приятный голос.
Донья Исабель пригласила гостью сесть и распорядилась принести кофе. Андрес тем временем рассказывал:
– Мы вместе, Шкик и я, посещали семинар по духовным практикам при Лимском университете. И мне кажется, познания Шкик в определенных областях помогут нам выяснить, как совершилось преступление. А следовательно, кто его совершил.
Преподобную Исабель не оставляло впечатление, что Андрес чем-то смущен. Хотя она, кажется, дала понять, что не осуждает знакомства с девушками по молодости лет. Или ему неприятно, что он вынужден раскрыть тайну, которую церковь и полиция скрывают от общественности? Здесь донья Исабель взяла ответственность на себя, но… тогда его можно понять.
– Сдается мне, теперь под выражением «духовные практики» понимается не совсем старые добрые exercitia spiritualis.
– Совершенно верно. – Шкик Ранчон поставила чашку на столик. – Хотя духовные упражнения католического монашества также там изучались. Но наш семинар был организован для изучений методик всех конфессий, признанных в империи. Разработанных каббалой, суфизмом, исконными верованиями Испании Американской…
Пока она произносила этот монолог, донья Исабель снова пристально оглядела гостью – сама не понимая, что ее заставило это сделать, – от макушки до ног в туфлях-«лодочках» на низком каблуке. Туфли были довольно большого размера. Это не страшно, у многих женщин теперь ножка не маленькая, но…
Не размер ног, форма лодыжек задержала ее взгляд.
Фигуру можно изменить с помощью покроя одежды, адамово яблоко спрятать за коралловым ожерельем, но мужские лодыжки все же отличаются от женских.
И ведь не зря Андрес говорил о друге, а не о приятельнице. И при том, что Шкик – имя женское, в разговоре он избегал упоминать «друга» в женском роде.
– Ну, Андрес… – сердито начала преподобная де Оливейра. – Современная церковь, конечно, придерживается либеральных воззрений, но это уже чересчур!
Следующей фразы, а она, по всем признакам, должна была звучать, как «кого ты сюда приволок?», Эрсилья не стал ожидаться.
– Позвольте объяснить, донья Исабель… вы не так поняли. Шкик – лхамана, перерожденный шаман.
