требовать независимости, южные не требуют от нас ничего, они все берут сами. От той Империи, которую вы знали, мало что осталось, профессор. Даже территориально мы с учетом мятежных провинций уже не занимаем и половины прежних владений. А уж без северных Хонти, Пандеи и южной Метшени…
— Да-да, я понимаю.
Шеклу заложил руки за спину и сделал несколько шагов вправо, затем круто развернулся и прошагал влево.
— Все это слишком затянулось, уважаемый лейтенант Китт.
— Война?
— И война, и наша работа. Я должен сообщить вам, как ответственному лицу, что подозреваю саботаж. Для меня моя работа — живой организм, но очень логичный организм, и каждый сбой в работе должен быть четко обоснован. Иногда сбои есть, а обоснования нет. Я списывал все это на усталость группы, на подавленность обстановкой, на тот самый пресловутый человеческий фактор, но мы без видимой причины топчемся на месте уже полтора месяца. И нельзя все списать на то, что кому-то скучно сидеть под землей. Мы наблюдаем, получаем результаты, проверяем результаты, проверяем проверяемое, перепроверяем проверенное… И тут же все это замирает, потому что неожиданно закончилась только вчера заправленная бумага в машине и мы не можем распечатать простейший график. Все это глупо, но…
Шеклу перестал ходить и зорко глянул на Чейза:
— Вы должны знать о моих подозрениях, хотя мне тяжело говорить об этом. Кто-то нам мешает, лейтенант. Теряются отчеты, забраковываются образцы. Я предвижу ваш вопрос, лейтенант, нет, я никого не подозреваю. Но я вижу свою ущербность в этом вопросе, я ведь знаю всех своих людей, я доверяю им. Вы же человек здесь новый и безразличный, простите великодушно. Лицом к лицу лица не увидать, а со стороны, говорят, виднее.
— Благодарю вас, профессор, я буду внимателен.
— Да-да, именно внимателен, — Шеклу улыбнулся. — Я рад, что мы друг друга так хорошо поняли, господин лейтенант.
Профессор взял со стола отложенный Чейзом Академический Вестник и сунул его на полку среди других таких же. Над полкой висел кусок плотной бумаги, прикрепленный кнопками к стене. Желтые, от руки написанные буквы «Имперский Луч» обозначали название плаката, а в бумажных кармашках располагались написанные крупным, округлым и по-девичьи аккуратным почерком статьи и даже карикатуры. Чейз подошел ближе, рассматривая довольно удачный рисунок — профессор Шеклу, в слишком больших очках, игриво приобнимает какую-то изогнувшуюся конструкцию, похожую на башенку из металла, вершину которой украшает шарик, утыканный иголками. Подпись под рисунком — «Старик и Старушка».
— «Старушкой» называется наш излучатель. Ким, паршивец, чертовски хорошо рисует. Я в его годы мог нарисовать только график и, пожалуй, собаку, похожую на ушастую мохнатую помесь сосиски и рептилии, — пояснил профессор, проследивший взгляд Чейза. — Простите, быть может, это нетактично, но у вас же есть какое-то прозвище? Мы, изволите ли видеть, выпускаем здесь стенгазету. Сначала по рекомендации психологов из администрации, теперь так, ради шутки… Меня здесь все за глаза называют Старик. Старшина, впрочем, и в глаза так называет, но господину Унару вовсе не писаны никакие законы. Даже законы физики, вы не поверите! Так вот, о чем я? Да, так что насчет прозвища? Как вас называют в Управлении? То есть если служебный псевдоним не тайна, конечно. Я всегда думал, что прозвищем разведчика, отважного воина в серой форме, должно быть что-то опасное. Что-то внушающее уважение, вроде «агент Саблезуб» или… «агент Стилет».
Чейз рассмеялся:
— Профессор, боюсь, вы путаете Управление с издательством графических романов для подростков. Меня обычно называют Еретик, и это никакая не тайна, так как я не полевой сотрудник, а такой же «халатик», как и вы. Еретик стало моим прозвищем еще в студенчестве, когда нам дали задание составить генеалогическое древо. Это был полезный урок, кое-кто таким образом неожиданно нашел у себя дворянские корни и весьма этим кичился. Но я историю своей семьи знал и без того хорошо — первым известным моим предком был инквизитор, это времена рассвета Южной Империи.
— В самом деле? — поразился Шеклу.
— В самом деле. Как вы знаете, в Святой Инквизиции властвовали два Ордена — Псы и Волки Господни. Тогда Волки были что-то вроде нынешней разведки, монахи этого Ордена тайно проникали в еретические секты. Этим занимался и мой предок. По семейной легенде он изобрел то, что мы теперь называем «винтовки», винтовые нарезные стволы. Правда, документально эта легенда не подтверждается, но до последнего времени одна из первых в мире винтовок хранилась в нашем поместье. Сейчас она, должно быть, утеряна — война равнодушна к памяти.
— И вы не стыдитесь того, что ваш предок был… как бы это выразить… Ведь Инквизиция была весьма жестока, — тон профессора был смущенным.
— Действительно была, — Чейз сдержал вздох, подобные объяснения он давал уже не раз. — Я не знаю, повинен ли мой предок в смертях невинных людей, но даже если и так, в любом случае стыдиться мне нечего — весь мой род служил Его Величеству Императору. При этом я убежден, что служение Императору подразумевает и служение самой Империи, ее народу. Мой предок заложил самую известную династию врачей в Империи. С тех темных веков традиция ни разу не была прервана, в каждом поколении есть врач. Я — часть рода Киттов, это повод гордиться своим происхождением, о стыде же и речи идти не может.
— Прекрасная речь! Простите мою бестактность, я, наверное, излишне любопытен. Но поймите, мы уже долгое время находимся здесь практически без связи с поверхностью. Наверное, подземная жизнь все же как-то влияет… В любом случае, любезный господин Еретик, я рад, что нам прислали именно вас. В конце концов, все ученые немного еретики!
Довольный своей мыслью, Шеклу рассмеялся.
— Что ж, если вы закончили, то я запру документы в сейф.
— Учитывая то, что вы сказали ранее, мне понадобятся копии личных дел и некоторых материалов исследования.
— Конечно, я лично распоряжусь… Или нет, вы же куратор, господин лейтенант, вы сами вполне можете здесь распоряжаться, — профессор отвесил легкий поклон, словно передавая лейтенанту разведки все полномочия.
— Я хотел бы, — начал Чейз, — чтобы между нами, профессор, не было никаких недоразумений. Я очень уважаю вас и не собираюсь лезть в вашу лабораторию со своим научным подходом. Это ваша работа, а не моя, и даже специальность моя здесь не слишком к месту, — Чейз поднял руки ладонями вперед, демонстрируя самые мирные намерения. — Все, что я должен делать, — писать отчеты полковнику Мору. Командовать здесь мне все же будет несколько неудобно из уважения к вам и вашему труду, поэтому такими мелочами, как снятие копий с нужных мне документов, я, конечно, займусь сам, но я ни в коем случае не буду распоряжаться работой комплекса, наводить свои порядки или как-то тасовать группу.
— Чрезвычайно рад слышать, — Шеклу довольно потер ладони. — Ну что ж, прошу на выход, совсем скоро вечерний сеанс!
Когда Эштаву и Шеклу вышли и Чейз остался в кинозале один, полковник Мору долго молчал, разглядывая его с экрана, потом вздохнул и выбил щелчком сигарету из появившейся в кадре пачки. Из этого Чейз сделал вывод, что разговор сейчас пойдет непротокольный — высокие чины ИРУ, почти все из дворян, считали манеру курить при посторонних плебейской.
— Есть сложности, Еретик, — Мору глубоко затянулся, отчего на сигарете образовался сероватый пепельный столбик. — В группе раскол. Этический вопрос.
Китт отметил, что полковник назвал его не по фамилии, но по прозвищу. Столбик пепла все рос и рос.
— Вы слышали, что излучение влияет по-разному. Депрессия. Энтузиазм. Члены группы расходятся во мнении. Этично ли воздействовать излучением на своих.
— На наши войска?
— Да.
Мору, наконец, протянул руку в сторону и стряхнул сигарету за кадр. Чейз перевел взгляд вниз, подсознательно ожидая увидеть на полу кучку пепла.
