именно на вопрос: «Надобно ли лгать, имея в виду что–нибудь полезное?» — он отвечает: «Этого не дозволяет сказанное Господом нашим Иисусом Христом, Который решительно говорит, что ложь — от диавола (Ин.8:44), не показывая никакого различия во лжи».
И апостол также свидетельствует:
Действительно, этот предмет приводит в затруднение и меня и, я думаю, многих. Впрочем, попытаюсь, как могу, при помощи Божией дать ответ твоей любви. Что полезное и необходимое, согласно этому замечанию, не тождественно, — это ясно. Ибо первое случайно. Например, мне полезно беседовать с тем–то о том–то, но, хотя бы я и не стал беседовать, у него есть другая возможность достигнуть искомой пользы. И еще: полезно, чтобы такой–то обратился, но, хотя бы я сегодня и не обратил его, он, может быть, обратится завтра. Таково полезное, т. е. случайное.
А необходимое — неизбежно, оно не может быть допущено в некоторых случаях. Например, если я не посвящен в Таинства, то невозможно, чтобы я, не крестившись, получил спасение. И еще, если я скажу, что могу не дышать и жить, — это ложь, ибо дышать необходимо, без этого невозможно жить.
Итак, заповеди Божии изречены неложными устами в значении необходимом и необходимо должны быть соблюдаемы, а не извращаемы так, чтобы можно было их то соблюдать, то нет, или такому–то соблюдать, а такому–то нет, или иногда соблюдать, а иногда нет, но должны соблюдаться всегда, всяким лицом и во всякое время.
Поэтому и сказал Василий Великий: «Не показывая никакого различия во лжи», — так что ответ касается необходимого, хотя вопрос задан как будто о случайном, ибо полезное и случайное, как я сказал, тождественно. А что будет после, спрашиваешь ты, в случае смерти брата от того, что я не решился солгать? Но это, думаю, не ложь, для чего приведу какой–нибудь пример. Приходит ко мне девица, преследуемая каким–то развратником, и просит не открывать этого развратнику, если он спросит, не скрывается ли она у меня, потому что он непременно растлит ее. Итак, когда развратник приходит и спрашивает: «Не приходила ли сюда к тебе девица?» — если я говорю: «Нет», то не лгу, так как не имею намерения сказать, будто у меня нет девицы, но хочу умолчанием выразить, что он не совершит у меня этого зла.
Еще один пример: вручает кто–нибудь мне меч, которым хочет умертвить самого себя, а потом приходит и требует его у меня. Тогда, если я скажу, что ничего не знаю и не получал его, то не солгу. Ибо я говорю: не знаю и не получал, чтобы отдать тебе меч для убийства. Иначе, если я скажу: «Да», — то девица подвергнется растлению и вручивший мне меч умертвит себя, а это — зло. Зло же не от добра, а от лжи; ибо отец лжи — виновник зла. Напротив, девице не подвергаться растлению и отдавшему меч не умерщвлять себя — это добро. Добро же — истина, ибо Бог — одновременно благость и истина.
Итак, мы видим, что казавшееся ложью есть несомненная истина. Таким образом, я и душу положил за друга в том, что только казалось ложью, и заповедь с обеих сторон осталась ненарушенной, получив исполнение не во лжи, а в истине. Впрочем, не должно делать этого ради себя, чтобы не умереть самому, ибо это ложь. Также никогда не клянись будь то ради спасения или своего собственного или кого–то другого, ибо это явное преступление.
Так мне кажется. Так и Сарра сказала Авимелеху:
Ты имеешь обыкновение делать большое предисловие в письме, расточая нам, недостойным, множество похвал, которые несправедливы, но служат выражением дружеской расположенности. А я пишу кратко. Что же именно? Да здравствуешь ты в Господе, брат мой, все больше и больше воспламеняясь любовью Христовой, чтобы переносить бедствия ради Него и ничего не упускать по беспечности! Да будет у тебя и такая горячность, чтобы ты мог воспевать вместе со святым Давидом:
А по–настоящему воспевать это может тот, кто имеет сердце чистое, или очищаемое, ибо «где очищение, там озарение», как говорит Григорий Богослов [ [166]]. Как блаженна та душа, для которой терпеть ради Христа все вожделенно, а всякое дело плоти является мерзостью! Молись, брат, чтобы мне обонять такое благоухание, испытав страдания. Это — первое мое слово. Второе — об Анатолии.
Как прискорбно для меня его падение! Впрочем, я одобрил твое врачевание. Позаботься еще о нем по братскому расположению. Третье — о предметах, предложенных тобой.
1) Если православный, обличенный в необщении с еретиками, перекрестится и скажет им: «Я имею общение», — тогда как еретики не требовали от него ничего другого, а сам он тайно имел в мыслях: «Я имею общение с православными», — это не экономия, но измена истине. Такому назначается епитимья в половину меньше, чем тому, кто всецело вступал в общение с ересью. А какая именно, — излишне было бы повторять одно и то же дважды, так как вы уже спрашивали об этом и получали ответ.
2) Если кто–либо, по убеждению нечестивых, на их глазах выдаст пресвитера, который скрывался, исполняя православный догмат и не поминая еретика, и будет от него причащаться Святых Таин, то и он, как изменник истине, должен подвергнуться епитимьи — отлучению от Святых Тайн на год.
3) Если кто, поклявшись, что он не поклоняется Божественной иконе, а также не принимал православного монаха, но после клятвы, осознав свое падение, раскается и станет тайно поклоняться, то это — тяжкое падение. Он уже стал отступником от Христа, Богородицы и святых. Поэтому он должен быть отлучен от Святых Таин на три года, и это при великом снисхождении.
4) Если кто из страха замажет икону Христа или кого–либо из святых, тот должен быть отлучен от приобщения на год.
5) Если какой–нибудь священник при всех поминает еретика, а будучи приглашен кем–либо из православных в часовню, уклоняется от поминовения такового, то следует ли истинному христианину молиться в такой часовне? Ни в коем случае.
6) Может ли кто–нибудь в случае справедливо назначенной ему епитимьи принимать кого–либо в сообщество для облегчения епитимьи? В том, что касается приобщения — никогда, а относительно прочего это не запрещается. Но и в милостынях он не может сам собой что–нибудь убавить из назначенного. Ибо налагающий епитимьи, конечно, знает и человека, и время, и внешние обстоятельства, чтобы назначить облегчение.
Ограничить же это пределом, при существующих случайных правилах, невозможно, как сказал сам Василий Великий. Ибо, предоставляя епископу власть прибавлять или уменьшать епитимью, он установил правило не на основании необходимости или неизбежности, а приспосабливаясь к случаю, так что назначающий ее должен смотреть, как назначает [ [167]].
Так и я, смиренный, никого не обязывая, а по требованию или в виде совета, как я часто говорил, отвечаю на предложенные мне тобой, или кем–либо другим, вопросы. Впрочем, молись о моем смирении, помогай посильно тем, кто ратоборствует по делам студийским, сколько и где ты можешь в Господе. Брат Николай приветствует тебя.
Священное твое письмо я получил, как богописанную книгу, а благословение принял, как возжение любви.
