Итак, мы веруем в Отца и Сына и Святого Духа, Которые суть три Лица, одно естество, одна сила, одно начальное царство над всем, поклоняемые в одном как естестве, так и воле и действии, державе и славе. Веруем, что одно Лицо Святой Троицы, Сын и Слово Бога и Отца, по высочайшей благости, уничижив Себя Самого, принял образ раба и явился в нашем подобии. Это и значит то, о чем говорит св. Богослов:
Как по Отцу Он неописуем, так по Матери описуем, т. е. может быть изображаем на иконе, подобно Матери. Поэтому иконоборцы, которые отрицают этот догмат, не исповедуя Его описуемым, несомненно оказываются не исповедующими Его истинным сыном Матери. Ибо как рожденное будет родным, а не совершенно чуждым, если оно не будет подобно родившей во всех физических свойствах. Как по описуемости Он не имеет никакого общения с Отцем, но с Матерью, так по неописуемости, обратно, у Него общение с Родителем, а не с Родительницею.
Таково правое учение истины, такова вера апостольская: исповедывать описуемым Христа во плоти. Так и Василий Великий говорит: «Да будет изображен на картине и подвигоположник в бранях Христос». Начертанную икону надобно почитать, так как на ней почитается поклонением Христос. Золотой Златоуст восклицает, что он видел Ангела на иконе. Если же бестелесное существо изображается на иконе, то не тем ли более воплотившееся Слово? Если он взирал, то, конечно, и поклонялся Ангелу на иконе, равно как и Христу. Ибо удостоиться видеть на иконе и поклоняться — одно и то же, так как «чествование образа восходит к первообразу», как говорит опять Василий Великий.
Поэтому Христа отрицают те, кто оскорбляют икону Его, и отвергая ее, отвергают Его, хотя они и говорят, что исповедуют Христа; ибо и бесы исповедуют Бога, как говорит Писание (см. Иак.2:19), но делами отрицаются. Итак, братия, велико нечестие их, и велико исповедание наше, нисколько не ниже исповедания древних мучеников.
Стойте же сильно, мужественно, отнюдь не сомневаясь в том, истинность чего достоверно известна, но принимая на себя подвиги за эту веру до крови, если обстоятельства потребуют этого. Отсюда происходит и светлая жизнь, как солнце от солнца, ибо одно свидетельствует о другом, как объяснил брат Господень (см. Иак.2:18).
Любите Бога всеми тремя способностями — сердцем, душою и разумением — как повелевает заповедь (см. Мф.22:37). Любите и самих себя, как членов Христовых; ибо
Имейте доверие к игумену вашему; никто пусть не будет скрытен пред ним, ибо такой питает в себе змия. Никто пусть не будет теплохладным в вере, ибо такой не причастен кипения Святого Духа. Никто пусть не приобретает имущества тайно, ибо такой подобен вору Иуде. Никто пусть не будет упорен в своих мнениях, ибо такой и не монах. Никто пусть не будет дерзок на словах, ибо такой бывает виновником погибели. Никто пусть не вкушает пищи тайно, ибо такой подобен рабу.
Каждый пусть
Велик подвиг, но беспредельна и награда, царство небесное, которого да сподобимся мы, и начальствующие, и подчиненные, живя свято во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава, вместе с Отцем и Святым Духом, ныне, и присно и во веки веков. Аминь.
Получив, хотя и поздно, давно написанное почтенное письмо святейшего отца нашего, мы, смиренные, весьма обрадовались, ибо ничто так не скрепляет любовь и не сохраняет ее неизменной, как взаимное общение.
Но для чего, Владыка, ты так превознес похвалами многомудрых уст своих нас, не имеющих в себе ничего доброго? Или причиною тому любовь, закрывающая истинное и приписывающая любимым не существующее, как существующее? Разве только то мы имеем, если не обманываемся, что уважаем и любим братий и отцов таких, каков ты, располагающий добротою своих благих нравов к любви и самого дикого нравом. Это сказано от обоих нас священной главе твоей в кратких словах, в ответ на пространное и любвеобильное письмо.
В оправдание же по обвинению относительно брата Ераста скажем следующее. Мы, святейший, хотя в других отношениях ничтожны, но не так невежественны или невнимательны к Божественным заповедям, чтобы повелеть ученику нашему, не имеющему священства, осмелиться совершать действия священства и поэтому крестить младенцев, ибо в этом состоит обвинение.
Но в настоящие дни, когда ересь вводит народ в заблуждение, и особенно во время предшествовавших насилий, когда человеку осторожному невозможно было даже показаться из потаенного убежища, этого требовала необходимость. И я, по своему малому разумению, не могу осуждать ни этого монаха, ни кого–либо другого. Ибо
Притом мы видим, что и в древние времена то же бывало; один возливанием песка в пустыне, по случаю угрожавшей смерти, крестил и крестился, другой иначе; должно быть не безызвестно совершенству твоему и повествуемое о святом Афанасии. Равным образом и детское действие, замеченное Блаженнейшим Александром, признано было за богосовершенное; и совершивший его принят за священника, а тот, над кем совершено, за возрожденного, хотя тогда не было никакой нужды.
И Шестой Собор в Божественных правилах позволяет, когда нет священника, по нужде и мирянину преподавать самому себе Святые Тайны, что однако не дозволяется без нужды [ [232]].
Поэтому, если дело так было, то прости, почтеннейший, мы не осмеливаемся сказать что–нибудь или назначить епитимию вопреки тому, что боговдохновенно было высказано отцами. А что брат действительно так поступил, об этом показывают, и притом с великим сокрушением, во–первых, сам принудивший его, муж из числа весьма благочестивых и благоразумных, знатный Фома консул и халтуларий; затем Иаков, монах благочестивейший и непричастный ереси; также и Евфимий, другой монах, почтенный и потерпевший гонение.
Ты же, Владыка, говоришь, что дело не так было, ты, имеющий преимущество пред всеми. Что же делать мне, находясь среди таких свидетелей? Если он, как ты говоришь, при наличии священников, по властолюбию присвоив себе священство, поступил так, то не будет он возведен нами никогда в звание священства, кроме других епитимий; этого требует справедливость.
Если же дело было так, как рассказывают свидетели и сам принужденный, и если угрожали две опасности: или младенец мог умереть непосвященным, что уже случилось прежде, когда он не повиновался, с двумя младенцами, или соблюдающим благочестие родителям пришлось бы обратиться к еретикам, то я, грешный, не осмеливаюсь ничего постановить, пока блаженнейший священноначальник наш, рассмотрев дело, не произнесет суд.
Не сожалей о моем смирении, любезнейший из отцов, но лучше молись, чтобы нам не браться за превышающее нашу меру и исправить греховную жизнь. Относительно других проступков нашего брата, о которых твое благочестие сообщило и объяснило нам, мы думаем, что он нимало не поступал незаконно, а наоборот, даже достойно похвалы. Услышав о прелюбодеях, он не убоялся сказать тем, которые могли прекратить это нечестие, увидев, что жена сановника хотела удавиться, сделал надлежащее. Это считал он своим долгом, а не что–нибудь иное, и многих славных похвал от вышеупомянутых мужей, как я сам слышал, удостоился брат Ераст.
