насмехаясь над его работами. Закончилось тем, что в 1516 году Леонардо да Винчи вынужден был принять приглашение французского короля и поселился в замке Кло-Люсе, неподалеку от королевского замка Амбуаз. Там он провел последние годы жизни со своим другом и учеником Франческо Мельци. Во Франции Леонардо почти не рисовал. У него онемела правая рука, и он с трудом передвигался без посторонней помощи. Скончался художник 2 мая 1519 года, по словам Джорджо Вазари, на руках почитателя его таланта короля Франциска I, ставшего Леонардо близким другом. На могильной плите в замке Амбуаз была выбита надпись: «В стенах этого монастыря покоится прах Леонардо да Винчи, величайшего художника, инженера и зодчего Французского королевства».
Борьба за проект переоформления церкви Сан-Лоренцо
Микеланджело был очень сильно обеспокоен: наследники Юлия II, в том числе бывший герцог Урбинский, были из рода делла Ровере148. Скульптор чувствовал неодобрение нового понтифика и потому развил безудержную активность. Он отправил надежного человека в Каррару, чтобы отобрать и доставить в Рим новые глыбы мрамора, купил несколько тонн меди для фриза: нужно было закончить гробницу в течение года.
А тем временем Лев X сначала присоединился к антифранцузской Священной Лиге, а после смерти Людовика XII начал искать союза со сменившим его Франциском I. В 1516 году был заключен конкордат с Францией, по которому король получил право назначать всех епископов и настоятелей монастырей. Этот договор действовал во Франции вплоть до революции 1789 года. Таким образом Франция превратилась в верного союзника Ватикана.
После возвращения из Болоньи, где были подписаны мирные соглашения с королем Франции, Лев X подтвердил самые тревожные предчувствия Микеланджело. Во-первых, он отменил решение об оформлении гробницы своего недруга Юлия II. Во-вторых, он объявил о предстоящем переоформлении фасада церкви Сан-Лоренцо, домовой церкви семейства Медичи, построенной Филиппо Брунеллески рядом с дворцом тосканских герцогов во Флоренции.
Церковь имела довольно жалкий кирпичный фасад, уродовавший все здание, и, украсив его, папа самым великолепным образом не только прославил бы свое семейство, но и увековечил бы собственное имя. В то же время, заботясь о величии Медичи, он хотел помешать возведению гробницы, о которой мечтал его предшественник, а для этого было достаточно оторвать Микеланджело от работы, отправив его во Флоренцию.
В результате объявлили конкурс на новый проект, в котором участвовали Микеланджело, а также Джулиано да Сангалло, Баччо д’Аньоло и Якопо Сансовино, известный своим вкладом в архитектуру Венеции.
Естественно, Микеланджело был рад возможности вернуться в родную Тоскану, но подобное «совместительство» никак не устраивало мастера, привыкшего работать самостоятельно. В одном из своих писем Сансовино упрекает Микеланджело в недостойном поведении по отношению к соперникам. Это заставляет думать, что «Божественный», твердо решив работать в одиночку, не всегда настолько честен, как утверждают его преданные биографы.
Так или иначе, но Сансовино устранился сам. В октябре 1516 года умер Джулиано да Сангалло, и остался лишь один конкурент – Баччо д’Аньоло. Его макет церкви Сан-Лоренцо Микеланджело смахнул, как ненужную игрушку.
– Ребячество! – ограничился он насмешкой, смакуя удачно подобранное слово.
При этом сам он написал, что его будущее творение «своей архитектурой и скульптурой станет зеркалом всей Италии»149.
По-видимому, увлекшись устранением неожиданно возникших конкурентов и впав в эйфорию от столь грандиозного проекта, он совершенно забыл о «скорбном наваждении» гробницы папы Юлия II.
Проблемы с мрамором
Не исключено, впрочем, и обратное – что Микеланджело настаивал на своих обязательствах перед Юлием II. Но это было бы тщетно, Лев X отверг бы все возражения одним жестом руки. Как бы то ни было, скульптор в конце концов отправился в Каррару, чтобы проследить за добычей большого числа мраморных глыб для украшения фасада церкви Медичи.
Это дело Микеланджело не хотел доверять никому: ни выбор камня, ни его обтесывание, ни предварительное завершение колонн на месте с целью уменьшения транспортных расходов. Поэтому в Карраре он провел больше года, пока в феврале 1518 года вдруг не был вызван письмом кардинала Джулио де Медичи, который открыто обвинил его в том, что он «куплен» каррарцами. В письме говорилось:
«У нас появились подозрения, что вы строите отношения с каррарцами, следуя личному интересу, а посему не желаете даже рассматривать цену продукции карьеров Пьетрасанты <…> Но его святейшество желает, чтобы для работы использовался мрамор, добытый именно в Пьетрасанта, а не в каких-либо других местах»150.
Микеланджело, конечно же, был личным другом маркиза де Альбериго, владельца Каррары. Но проблема была совсем не в этом: просто не существовало дорог, чтобы проехать в Пьетрасанту!
– Достаточно открыть одну, – сухо сказал кардинал Джулио.
Микеланджело уже не нуждался в дополнительных объяснениях, когда кардинал от имени понтифика объявил, что Пьетрасанта входит в число флорентийских карьеров, а посему там не надо оплачивать сам мрамор – только рабочую силу.
Но на этом сложности не закончились, а стали следовать одна за другой. Прежде всего, маркиз де Альбериго отказался отдать мрамор, уже добытый в его карьерах. Дорога до Пьетрасанты, ставшей конкурентом Каррары, была кое-как построена, но добыча там шла с бесконечными трудностями, а баржи с мрамором не доходили до Флоренции. Владельцы каменоломен и речники поддерживали друг друга. Это было сговор для поддержания монополии.
«Каррарцы подкупили всех владельцев судов. Я должен ехать в Пизу <…> Барки, которые я зафрахтовал в Пизе, так и не пришли. Меня одурачили – вот так идут мои дела. О, будь тысячу раз проклят тот день и час, когда я уехал из Каррары! В этом причина моего разорения»151, – писал Микеланджело своему слуге и другу Пьетро Урбино весной 1518 года.
Очередная отмена заказа
10 марта 1520 года кардинал Джулио пригласил Микеланджело во дворец Медичи. Атмосфера была грустной, они встретились на выходе из часовни, где кардинал проводил поминальную мессу в первую годовщину смерти юного Лоренцо Урбинского152, который скончался через три года после своего кузена Джулиано Немурского. В роду Медичи не было больше законного потомка, который мог бы его представлять.
Лицо кардинала было неподвижно, от голоса веяло холодом. Его длинный силуэт величественно выделялся на фоне безлюдной в тот момент паперти:
– Я должен осуществлять управление во Флоренции, и каждая минута моего времени стоит очень дорого. Поэтому в двух словах: его святейшество принял решение расторгнуть контракт на фасад церкви Сан-Лоренцо.
Сказав это, кардинал резко повернулся и ушел, и целая толпа придворных, устремившихся за ним, помешала Микеланджело догнать его и продолжить разговор.
О боже! Столько времени потеряно впустую! Преемники Юлия II просто решили добить скульптора!
Тем не менее в одном из своих писем Микеланджело написал:
«Я не имею претензий к папе за три года, потерянные мною здесь. Я не говорю ему, что я разорился на этой церкви Сан-Лоренцо. Я не говорю и про страшное оскорбление <…> Это можно резюмировать следующим образом: папа Лев забирает карьер с обтесанными глыбами. У меня остаются лишь карманные деньги, пятьсот дукатов, но мне возвращают мою свободу»153.
В результате Микеланджело вернулся в свое флорентийское жилище, ненавидя сам себя. Потом он без всякого видимого интереса изготовил мрачного «Христа, несущего крест» для римского банкира Метелло Вари. Потом сделал еще что-то. У него к тому времени оставалось всего двести дукатов. А еще дамокловым мечом висела эта гробница, за которую ему в свое время заплатили аванс. Как утверждает Марсель Брион, у Микеланджело «желание отдать дань высочайшего уважения памяти Юлия II соединялось с честолюбивым стремлением сделать это надгробие колоссальным произведением его мечты. Оно должно было связать два имени: Микеланджело и Юлия II»154.
