существует Шоттермилл. Давайте позвоним Парксу и навестим его, чтобы послушать, что он скажет о нашем больном. Есть несколько вопросов, которые мне хотелось бы выяснить.
Доктор Паркс, семейный врач Калэнов, был одним из наших лучших друзей среди местных жителей. Он был знаком с некоторыми теориями Тавернера и в значительной степени склонен был их признать, но, опасаясь за свою практику, воздерживался от того, чтобы слишком открыто нас поддерживать.
Он был старый холостяк и угощал нас скудным ланчем из холодной баранины и пива. Тавернер, который никогда не терял времени зря, чтобы подойти к тому, о чем собирался вести разговор, сразу же задал вопрос об умственном состоянии лорда Калэна. Все было так, как мы и подозревали. Некоторое время тому назад Парксу предложили освидетельствовать лорда, и он был взбешен, когда узнал, что леди Калэн за его спиной обратилась к Тавернеру. Но он также придерживался мнения, что пребывание в вереске не принесет никакого вреда нашему пациенту. Он часто скрывался там даже зимой, если отношения в семье становились особенно напряженными.
— Вы единственный человек, Тавернер, — сказал наш хозяин, — способный что-то сделать в данном случае. Я часто думал об этом больном в свете ваших теорий, и они помогают объяснить то, что в противном случае выглядит просто случайным совпадением, но наука не признает совпадений, а только причинность. Я принимал Мариуса при его появлении на свет, лечил его от кори, кашля и всего остального и осмелюсь сказать, что знаю его так хорошо, как никто другой. Но чем больше я за ним наблюдаю, тем меньше я понимаю его и тем больше он очаровывает меня. Это странная вещь — очарование, которое юноша вызывает у чудаков вроде меня. Вы можете подумать, что мы полярно противоположны и должны отвергать друг друга, но ничего подобного. Подружиться с Мариусом — это все равно, что начать пить, — однажды начав, вы уже не можете остановиться.
Это меня заинтересовало, ибо я склонялся к такому же выводу.
— Когда я впервые увидел лорда Калэна, — сказал я, — я был поражен его сходством со старым священником в селении Хэндли. Есть какая-нибудь связь между ними?
— О, — сказал доктор, — вы затронули очень интересную тему. Нет абсолютно никакой связи между этими двумя семействами, кроме того, что Калэны покровительствуют всем жителям этого, селения и даже ввели старого священника в свой круг. Я думаю, обе стороны искренне хотели бы, чтобы этих связей не было. Мистер Хьюинс смертельно ненавидит Мариуса, а однажды даже устроил большой скандал, отказав ему в причастии. Но какие отношения могут быть между ними на том уровне, который Тавернер называет Внутренним Планом, я могу лишь догадываться. Существует такое понятие, как духовный дедушка человека?
— Обобщения ненадежны, — сказал Тавернер. — Приведите мне несколько фактов, и я смогу сказать вам больше.
— Факты? — спросил Паркс. — Нет ни одного факта, за исключением того, что мальчик год за годом рос карикатурно похожим на Хьюинса, и те, кто знал старую историю, отмечали и использовали это. В Кэтлбэри есть фермер, который ни за что не сделает первую борозду при вспашке, пока Мариус не идет впереди…
— Минуточку, — попросил Тавернер. — Начните с самого начала и расскажите нам старую историю.
— В старой истории, — ответил Паркс, — нет ничего, что бы относилось к этому вопросу, но вот она — все, что заслуживает в ней внимания:
Жена Хьюинса была дочерью одного из сквайров. Я полагаю, вам известно, кто они такие? Люди, часто из цыган, которым нарезали участки на болотах и которые владеют ими на правах поселенцев. Это очень суровая и дикая жизнь, и люди такие. же суровые и дикие, как эти болота. Что касается женщин, то чем меньше о них говорить, тем лучше.
Итак, Хьюинс женился на этой девушке по лишь одному ему известным соображениям, и более неподходящую пару трудно было себе представить — ее прабабка, к слову, была одной из последних женщин, осужденных в Англии как ведьма. У них родилась дочь Мэри, очень похожая на мать и принадлежавшая скорее вереску, чем церкви.
Эта несчастная девушка, которой досталась злая судьба, влюбилась в покойного лорда Калэна, а он в нее. Все происходило совершенно открыто и все ждали, что скоро будет объявлена свадьба, но, по- видимому, давление семьи дало результаты, и следующим, что мы узнали, было то, что он вернул маленькую Мэри в дом священника и женился на нынешней леди Калэн, матери Мариуса. Разрыв оказался непосильным для Мэри, она сошла с ума и ее поместили в психиатрическую лечебницу, где девушка через год умерла. Но, находясь в бреду, она говорила такое, чего лучше было не слушать. Если бы она жила во времена своей прабабки, ее, вероятно, тоже судили бы как ведьму.
Конечно, инцидент произвел неприятное впечатление, и о нем до сих пор помнят сельские жители, хотя сами Калэны, возможно, забыли, если и вообще знали о происшедшем. Их дети были очень похожи между собой, и Мариус в младенчестве также ничем не привлекал внимания, кроме своего особого имени, на котором, по неизвестным причинам, настоял отец. Но когда он подрос достаточно, чтобы определились черты его лица и цвет волос, все заметили, что, несмотря на то, что старый граф и леди Калэн оба блондины, Мариус черный, как маленький лудильщик. Он выглядел очень странно и казался не на месте в усадьбе Калэнов, но вокруг коттеджей сквайров были десятки детишек, подобных ему, и чем старше он становился, тем больше его тянуло туда, и сейчас он, скорее всего, тоже находится там.
Он никогда не имел ничего общего со своим классом, но он посещал эти болотные владения, заходил на кухню, ел или пил молоко, а в дождливые дни часами сидел вместе с ними у камина. Без всякого предубеждения он просил у людей, что хотел, тут же это получал и уходил, и они его понимали. Он, в свою очередь, был, казалось, своего рода талисманом во время пахоты или уборки урожая. Его приглашали на фермы за мили отсюда, чтобы он скосил первую полосу во время жатвы или шел по борозде во время сева.
— Теперь вы можете сами строить теории. Мне нечего больше добавить, разве только то, что год от года он все больше становился похожим на старого Хьюинса, и Хьюинс не захотел дать ему причастия.
— Я подозревал, что за всем эти должно скрываться нечто подобное, — сказал Тавернер.
— Предположим, вам удастся склонить его лечиться у вас. Что вы намерены с ним делать? И можно ли сделать из него нормального человека? — спросил Паркс.
— Что вы подразумеваете под словом «нормальный»? — парировал Тавернер. — Вы вкладываете в это понятие «средний» или «гармоничный»?
Но, прежде чем дискуссия успела углубиться, Парксу позвонил пациент, и мы вынуждены были удалиться.
— Я очень опасаюсь, — сказал я, — что, если бедняга будет скитаться по окрестностям, общаться с цыганами и заговаривать урожаи, им в конце концов удастся упрятать его под замок. Не думаете ли вы, что нам следует попытаться задержать его?
— Думаю, — сказал Тавернер, — но я использую свои собственные методы, и славная охота на крыс
— Между Мариусом и нами, — сказал я, — возникла своего рода связь. Вы не заметили?
— О, — сказал Тавернер, — вы чувствуете связь, на самом деле? Это сильно упрощает дело. У вас несомненно есть некоторое сходство с этими детьми Пана. Вы помните Диану и как она захватила вас?
Я почувствовал, как мои уши становятся горячими. У меня не было ни малейшего желания вспоминать об этом случае.
— Нет, — сказал Тавернер, понимая мои чувства, — это должно было быть разорвано, потому что оно не могло сработать. Если бы вы женились на Диане, она бы получила вас целиком, а не удовлетворилась бы лишь частью. Мариус же, если вы станете с ним друзьями, будет иметь дело с тем уровнем вашей натуры, который принадлежит к его королевству, все же остальное останется свободным. При наших законах брак двух людей различных направлений и планов развития редко бывает удачным, но несходство друзей — это прекрасная вещь, потому что ведет к развитию тех сторон каждого из них, которые раньше спали, лишая их совершенства.
