скакунов, — оставалась вероятность внезапного возвращения Змееныша с подмогой.
Остальная часть воинства аквилонцев немедля выступила вокруг болота.
Следующий сюрприз ждал аквилонца в лесистом ущелье. Оно словно создано было самой природой для засады, так что, посовещавшись с Ройлом, Конан двинул вперед спешенных гвардейцев, а северяне стали взбираться на угрюмые, заросшие кустарником и соснами склоны по обе стороны от тропы. Не успел авангард сделать и сотни шагов, как раздался надсадный вой, и залп из нескольких баллист накрыл латников. Два или три десятка каменных обломков величиной с лошадиную голову выкосили передние ряды гвардейцев, потом из-за деревьев хлестнули стрелы.
— Неплохо он тут все подготовил, Нергалово отродье. Ведь не мог же он знать, что мы пойдем именно этим ущельем. Значит, все пути к цитадели дадутся нам нелегко.
Это заключение Конана прервали громовые вопли, стократ усиленные эхом. Это Хольгер и Эгиль, каждый во главе своего отряда, ударили по склонам вниз, обойдя стрелков Диго поверху. Те, приняв бой, были сброшены на тропу, где разъяренные ратники буквально искрошили их. Пока ваниры не добрались до следующего лесистого взлобья, на склонах которого располагались баллисты, на аквилонцев, скученных на тропе, обрушился еще один водопад камней, прошибавших щиты, крушивших кости. У самого выхода из теснины из-за деревьев снова кинулись тигры, громадные черные псы в устрашающих шипастых доспехах, а по склонам на тропу покатились заблаговременно подготовленные бревна и камни.
С огромным трудом, неся большие потери, аквилонцы пробились на равнину. Здесь открывалась возможность сомкнутым строем ударить на растрепанные отряды мятежников и нанести им решающий удар. Однако с фланга, со стороны болота, ударили лучники Хвата, ломая строй врага. Когда Змееныша и его шайку оттеснили, лучники Диго, не дожидаясь слаженного удара бронированного клина, кинулись наутек. Тут появилась долгожданная конница — части гвардейцев удалось вновь обрести своих скакунов.
— Рубите их! Гоните к замку, топчите и рубите, чтобы ни один не ушел! — кричал Конан вослед вылетающим на равнину и разворачивающимся веером всадникам.
Однако Диго был не так уж прост. Ударившая в галоп конница, вдруг стала замедлять свой бег, потом поток Черных Драконов стал раздаваться в стороны.
Им навстречу из лесистого островка двинулось серое чудовище. Из укрепленной на спине башенки били арбалетчики, редкий в Аквилонии зверь трубил, подняв хобот, поддевая бивнями коней и затаптывая ногами-колоннами сброшенных с седел всадников. Под прикрытием бешеного зверя пехота мятежников отступила без особых потерь. Драконы пытались поразить колосса, однако трудно было заставить коней приблизиться к беснующемуся монстру. Перед боем, как это принято в Вендии и Кхитае, боевому слону давали выпить целое ведро крепчайшего вина, отчего и без того не склонный к чувствительности зверь совсем не реагировал на стрелы, впивающиеся в его толстую шкуру.
— Конан, отдай команду строю рассыпаться, иначе эта тварь вытопчет их всех! — крикнул Ройл, стараясь попасть слону в маленькие красные глазки.
Рядом с ним посылали стрелу за стрелой боссонцы. Король бросился вдоль строя влево, Иллиах — вправо, выкрикивая команды. Спешенные драгуны и северяне немедленно рассыпались. Слон бестолково завертелся, трубя и взмахивая огромными серыми ушами. Защитные шоры на глазах мешали ему разглядеть добычу, а лучники, наконец, сбили погонщика.
— Кром, я, кажется, начинаю туго соображать. Щиты! Конечно же, щиты! — Конан подозвал к себе одного из Черных Драконов.
Вскоре кавалеристы стали на всем скаку проноситься мимо слона, бросая тому под ноги свои черные треугольные щиты с острыми закаленными умбонами.
Серый гигант несколько раз, пытаясь погнаться замельтешащими вокруг аквилонцами, наступил на стальные шипы и заревел, пританцовывая. Стрелы и копья, что метали в него на полном скаку гвардейцы, все больше и больше беспокоили животное. Наконец, не выдержав боли, слон, грузно топая и отчаянно трубя, устремился вдаль.
— Победа, мой король! Противник бежит, — отрапортовал Ройл.
Конан смерил его убийственным взглядом.
— Болван, какая же это победа. Пехота врага ушла безнаказанной, нанеся нам чувствительные потери. Они били нас, как лесничий уток на пруду, на выбор! А основные силы Диго даже не пустил в ход. Представляю, какую рожу скорчит Конн, когда узнает, что добрая половина гвардейского полка полегла по этим лесам, так и не ударив толком по противнику.
Аквилонский отряд двинулся дальше. Невдалеке от просеки в изломанном кустарнике, где израненный серый гигант нырнул под сень деревьев, они нашли разбитую от удара о землю башню. Стрелки, видно, разбежались или присоединились к разбойному отряду Змееныша.
Следующая теснина далась войскам короны с еще большим трудом. Здесь были и волчьи ямы с заостренными кольями на дне, и баллисты. Кроме того, у лучников Ройла кончились стрелы, а подбирать их в ходе боя было некогда. У Диго же между замком и засадой разъезжали конники, подвозя стрелкам целые вязанки стрел, дротиков и прочей летучей смерти, буквально затмившей небо над ущельем. Пущенный в обход отряд ваниров напоролся на тяжелую пехоту Диго, и утомленные боем северяне были отброшены с большими потерями. А конница напоролась на замаскированные волчьи ямы. Только к вечеру измученные войска короны очистили ущелья и холмы на пути к цитадели от засад и дозоров мятежников. На равнине Диго открытого боя не принял, берег людей. Его отряды спешно вернулись в укрепление.
— Он знает, что делает. Змееныш остался где-то у нас в тылу. К началу нашего похода сил у меня было больше, чем у мятежников, но теперь, после этой кровавой каши, наши отряды примерно равны. Ну, может, на один-два десятка аквилонцев все-таки побольше. Но посмотри-ка, Ройл, какой мощный замок. Блистательные времени даром не теряли. Для открытого штурма надо иметь, по крайней мере, двойное превосходство в силе.
— Если пригнать сюда баронские дружины, отряд телохранителей наместника, в конце концов, попросить Оливея…
Ройл не успел договорить, как Конан схватил его за шею, сдавил и легко оторвал от земли. Затем слегка встряхнул и отбросил от себя. Лицо боссонца стало землисто-серым.
— Про Немедию лучше забудь, если не хочешь, чтобы твой король собственноручно задушил тебя. Бестолковые ратники здешней знати горазды только шитые золотом мундиры таскать, да деревенских красоток по сеновалам валять. У Диго — настоящие волки. Конечно, открытого боя он не выдержит — нет у него кавалерии, тяжелой обученной пехоты — сотни полторы человек. Кроме того, мои северяне и Черные Драконы — лучшие в мире бойцы. Но вот эти стены, метательные машины, рвы…
Конан тяжело засопел. Вскоре он написал бумагу наместнику с требованием снабжать его войско провизией и стрелами. Велел гнать к цитадели коней, кроме того, требовались лекари и плотники.
Стигиец, все время сопровождавший короля, был мрачен и молчалив. Его совершенно не интересовала битва, реки крови вокруг, свист стали. Направленные в него стрелы сгорали в воздухе или вспыхивали зелеными болотными огнями, коснувшись плаща, а мысли колдуна были далеки от людских сражений. Время от времени он принимался что-то бормотать на неизвестном аквилонцам наречии, а глаза его вспыхивали желтым огнем, словно у волка.
Глава двадцать третья
Благородный Эолабар Бан неожиданно возник на площадке, когда Диго муштровал десяток пиктов, пытаясь научить их действовать в бою слаженно, единым строем, а не ввязываться в отдельные схватки. Один из отрядов его наемников изображал нападение, а пикты должны были, сохраняя строй, отражать его. Диго с удовольствием отметил, что уроки не прошли даром — они уже не рвались вцепиться в глотку ближайшему из нападающих, а вполне сносно держали строй, ощетинившись короткими толстыми копьями с кремневыми наконечниками.
При виде знакомого чешуйчатого доспеха одноглазый наемник настолько растерялся и даже забыл прикрикнуть на пикта, вырвавшегося из строя в привычную схватку один на один с врагом.
— Откуда он здесь взялся, — вполголоса пробормотал Диго, — он ведь командовал теми, кто должен трепать тылы аквилонского отряда?
Пикт, украшенный татуировками, покрывавшими все его тело, проскочил между копьями нападающих и с диким воплем метнулся к десятнику. Он словно забыл, что это не настоящий бой, и маленький топор в его руке взметнулся над головой. Десятник, сухощавый офирец, успел отразить удар щитом, а стоявшие рядом схватили дикаря. Тот вырывался из рук, что-то громко орал на своем языке, видимо призывая на помощь богов своего племени, но постепенно успокоился, боевое исступление покинуло его, и он знаками показал, что готов вернуться в строй.
Тем временем Эолабар подошел к Диго и негромко принялся докладывать (признав Диго командующим войсками мятежников, туранец ни разу не пытался показать, что он один из нанимателей Одноглазого, а был неизменно подчеркнуто вежлив, держа себя как младший офицер со старшим):
— Аквилонцы укрепились в лагере перед замком. Последние наши атаки приносят все меньше результатов — у них хорошо поставлены караулы. Я пытался проникнуть к палаткам, чтобы сразиться с королем, но не удалось — наткнулся на гвардейцев и ушел с потерями. Сейчас оставил командование на одного из местных и явился узнать о наших дальнейших действиях.
Он выжидательно замолчал. Диго пристально посмотрел на него, а затем неожиданно спросил:
— А как вам удалось проникнуть в замок?
— Это не составило труда. Обойдя позиции аквилонцев, я пробрался к угловой башне, и после условного сигнала замковые слуги сбросили мне веревку. Уверен, что Конан до сих пор уверен, что атаман местных разбойников находится у него в тылу.
— Гм, — неопределенно хмыкнул Диго.
Он был далеко не в восторге от того, что замковые слуги в ответ на неизвестные ему сигналы бросают веревки из башен неизвестно кому. Хват заметил это и продолжил:
— Таким образом я пробирался в замок еще тогда, когда грабил купцов на здешних перевалах и хотел появиться в замке, не привлекая лишнего внимания. Забыл предупредить.
— Гм, — вновь хмыкнул Диго. — Ну что ж, пойдемте, покажете мне на карте, где разместились аквилонцы.
Он отдал несколько коротких распоряжений и вместе с Эолабаром двинулся в сторону замка. Войдя в комнату, туранец снял шлем и бережно, словно величайшую реликвию, положил на стол. Диго впервые смог рассмотреть его лицо. Где-то в душе он был готов к тому, что увидит перед собой нечеловеческую маску, отмеченную печатью колдовства или не лицо адепта темного искусства — такое, как у лысоголовых служителей Сета, но перед ним стоял совершенно обычный человек.
Лицо ничем не выделялось среди тысяч других лиц, виденных аргосцем: нос с небольшой горбинкой и разрез глаз намекали на туранское происхождение, однако если бы Диго не знал об этом из рассказа стигийца, то принял бы этого человека за уроженца восточных провинций Офира или Кофа, где тоже часто попадались горбоносые — результат соседства с королевством Ездигерда. Темные, почти черные, волосы также не были чем-то редким в хайборийских странах, так же как и рисунок узких плотно сжатых губ.
Заметив внимание Диго к своей внешности, Хват усмехнулся. Его узкое лицо оставалось непроницаемым, и лишь слегка приподнятые уголки губ обозначили улыбку.
— Да, я туранец, — ответил он на невысказанный вопрос Диго. — Знаю, что вы, хайборийцы, считаете каждого из нас шпионами, думающими только о том, как бы открыть дорогу на запад степной коннице… Нет, я не читаю твои мысли, — добавил он, заметив недоуменное выражение лица Диго, — действительно, что еще может делать туранец там, где готовится мятеж, который подорвет могущество двух самых сильных хайборийских держав. Я и был шпионом, причем лучшим в своей стране. До моего повелителя, короля Ездигерда, дошли слухи о возникновении Ордена Блистательных, и я отправился сюда, чтобы в нужный момент, когда силы Аквилонии и Немедии будут заняты подавлением мятежа, подать сигнал армии Турана. Но то, что я увидел здесь, заставило меня забыть о своей службе. Я прошел Посвящение, став одним из Блистательных, и верен только ордену. Я говорю это для того, чтобы избавить тебя от сомнений, потому что чувствую недоверие. Поверь, что для него нет оснований. А теперь можно поговорить и о расположении аквилонцев.
Туранец умолк, раскладывая на столе карту. Диго также молчал, пытаясь переварить усылышанное и понять, зачем Эолабару нужно было все это рассказывать.
Через некоторое время беседа незаметно соскользнула с военных проблем на более общие темы. Диго, подливая собеседнику вина, осторожно пытался перевести разговор на странности поведения хозяина замка. Однако Эолабар ловко переводил беседу на другое, едва только приближался к этим темам. Вскоре Хват поднялся:
— Прошу извинить, но сегодня был тяжелый день, и у меня просто раскалывается голова. Да к тому же в последнее время сны начались какие-то странные…
Диго проводил его до двери и учтиво попрощался. Этот человек вызывал у него какое-то смешанное чувство уважения и неприятия. Диго не мог объяснить, в чем причина этого, — он
